Алесь Адамович - Каратели [litres]

Перезаряжает автомат. Что он там рассмотрел? Или та, брюхатая, на которую не хватило в диске пяти патронов, до которой не дотянул, – может, ожила, снова подол поправляет?..

– Тупига, сколько на твоих золотых? – орет Сиротка издали. Бежит впереди – собачья привычка! – Барчик мне сказал: фарфлюхтр, а к двенадцати тридцати – живого или мертвого!

– Я тебе покажу – мертвого!

На «кировских» показывало 11.50. Возле сарая больше не стреляли. Стоя над ямой, Лянге перезаряжает автомат, ладонью вгоняет новый «рожок».

Тупига свернул к ложбинке, забитой зеленым кустарником. Густой, свежий березняк, не иначе криничка там прячется. Сиротка добежал первый. И уже шарит в темной яме рукой с закатанным по локоть рукавом, ахает:

– Во, сволочь, во, холодная!

– Раков ловишь? Убери лапу, не паскудь воду!

Тупига попил с ладони и на лицо себе плеснул, провел мокрой рукой по теплому вытянутому телу пулемета, который сразу зачернел краской. Наклонился помыть голенища, сапоги. А тут что-то больно ударило в затылок и – «Бах! Бах-бах!».

Сиротка отскочил и все еще держит свой вытянутый пистолетом палец. Ноздри короткого носа – будто двустволка, глаза круглые от дурной радости. Но тут же перепугался, когда Тупига распрямился и обычно набок склоненная голова его стала прямо, высоко, как у змеи. Яростно клацнул затвор пулемета.

– Шуток не понимаешь! – взвизгнул Сиротка.

– Одесса дурная… – не сразу выговорил Тупига, и Сиротка понял, какое пронеслось мимо страшное мгновение.

Мокрыми ладонями Тупига провел по худым, темным от шерсти щекам и пошел к лесу. А сзади тащился Сиротка, скуля и ругаясь. Жаловался, грозился:

– Думает, я ему прощу! Не думай! Я тебя в Могилев [2] До войны в Могилеве была известная психолечебница, именно с ней было связано выражение «отправить в Могилев». (Примеч. автора.) отправлю, я тебя полечу, если больной!..

Из показаний Багрия Мефодия Карповича, 1913 года рождения, из села Михайловка Полтавского района:

«Я вступил в карательный отряд СС из лагеря военнопленных с целью улучшить свои бытовые и материальные условия… Эта деревня Хотеново была партизанской. Мы зашли в хату, а там пятеро или больше детей. Мы вышли во двор, тогда я говорю, что расстреливать не буду, он мне тоже показал на сердце и говорит, я тоже не могу. А я его еще спросил: «А почему не будешь, а кто же будет расстреливать?» Он мне ответил, что для расстрела позовем из следующего дома, и он за нас расстреляет…»

Из показаний Рольфа Бурхарда, зондерфюрера немецкой комендатуры города Бобруйска:

«Это было, кажется, в начале июля 1942 года. Знакомый мне по работе сотрудник СД Мюллер спросил меня, как я поживаю. Я ответил – ничего, только туговато с продуктами для посылок домой. Мюллер мне ответил, что в воскресенье, когда я буду свободен, я могу вместе с ним поехать в район и там можно будет кое-что достать.

Утром в воскресенье я пошел в СД и вместе с Мюллером поехал на легковой машине в деревню Козуличи. За нами следовало еще три грузовика, на которых были посажены эсэсовцы.

Деревня Козуличи Кировского района была оцеплена эсэсовцами, и население выгонялось из своих хат. Я вынул свой пистолет из чехла и тоже принимал участие. Все граждане были построены и, за исключением старосты и семей полицейских, выведены на окраину, там их загоняли на мельницу, а потом мельницу поджигали. Пытавшихся бежать мы, расстреливали на месте. Я видел, как эсэсовцы в горящую мельницу вталкивали или просто бросали детей и стариков.

После этого мы с Мюллером вернулись в Бобруйск. Было забрано порядочное количество продуктов. Из них я получил около двух килограммов сала и кусок свинины…»

Такие дома сгорят! Даже жалко. Неплохо устроились куркули борковские. Колхознички бульбяные! Песочек желтый, а голода не знали даже в тридцать третьем, когда другие загибались. Потому и бандиты еще на уме. Советы им в голове. Мало вам Сталина, колхозов, не натешились! Но дома можно было бы и не сжигать, если большевиков навсегда прогнали. А то, может, и сами немцы не верят, что навсегда? То они дрожат над каждой мармеладинкой, как над причастием святым, а тут на ветер и дым такое добро пускают. Ну, а бандеровцам что, они здесь в командировке, им лишь бы ухватить под полу. Вон как бегают со двора во двор. Побьют, попалят и геть в свою Западную!.. Тоже хорошие куркули!..

Ну, где эти мои придурки, куда побежали? Стоят друг друга, что Доброскок, что Сиротка – одним мешком крестили! Бегают, подлизывают за бандеровцами, которые уже в середине деревни постреливают. Не очень за ними лизнешь. Стащить бы с которого мундир да показать, сколько под ним штанов да бабьих кофт понадевано! Другой – что тебе капустный кочан, таким и приедет в Могилев. Ага, вон и мои. Остановил их немец, лепечут что-то, объясняют, чьи и куда идут, по какому делу. Нет, не немец это, порусски окает, а немец у него за спиной жмется – с кульком грязным в руках.

– Камрад в долгу не останется, ребята. Не в службу, а в дружбу.

Чего им надо, этим друзьям? А Сиротке лишь бы поорать:

– Эй, Тупига, хочешь? Француз салом платит. Копченое. За одну только хату.

Так вот оно что! Еще один сачок сыскался – французский! Они тебе ворованное сало, а ты за них поработай. Продают и сами же платят. Доливана, шефа бы сюда, он бы вам залил сала за шкуру.

– Как жидовки бобруйские! Курицу зарезать – соседа зовет.

– Ничего ты не знаешь, Тупига. – Сиротка рад за других стараться, когда его не просят. – Для курей нож надо специальный – кошерный. А твоя машина – на любой случай. Ого, Тупига у нас мастер. Барчик и помочиться без него не может. Специалист наш Тупига! Одним диском обработает, что твое отделение не сумеет. Берись, дура, сало какое!

Вот и берись, раз в Одессе все такие грамотные.

Чудеса, да и только у этих немцев! То готовы на край света ломиться, чтобы ни один не спрятался, а тут ходит у них под носом, и не видят. Да такого француза, с таким носом в сорок первом любая полиция остановила бы: снимай штаны! Вылитый Жмеринка этот ихний француз! Но мне что, больше, чем немцам, надо?

– Ладно, пихай свое сало сюда, раз у самих кишка тонка. Доброскок, где Доброскок?

Снова смылся и диски утащил. О гад, ну, добегаешься у меня, это точно! Я тебя достану без кошерного…

Изба большая. И сделана мастеровито, ничего не скажешь. Даже над воротами специальная крыша, наддверие, чтобы долго стояли. И окна все в резьбе. Но промашка у дядьки получилась: звезду вырезал над окнами. Думал, и ей сносу не будет. Нашлась сила покрепче. Гореть ей вместе с домом твоим. Интересно, сам он тут сейчас, работничек, или в банде прячется? Да и не разберешь у этих колхозничков. Он тебе и дома и замужем. А только Доливана не перехитришь. Он сортировать не станет, он этим и не думает заниматься, сортировать, кто и какой.