Виктор Рябинин - Потрошители морей

В результате этой военной хитрости уже через пару дней наши краснокожие друзья в этом самой прорехе частокола проникли в форт, тихой сапой сбили засовы со склада и увели оттуда полтора десятка мушкетов, сколько-то бочонков с порохом и толику кремней с пулями. А самое главное, прихватили за собой и нас с Олешкой, как полезных и сметливых лазутчиков при проведении войсковых операций. Кое-кому со стороны может показаться и обратное, мол, наша нерасторопность, а быть может даже никчемность, вели к полному провалу этой испанской авантюры. Но ведь, никто другой как мы, выведали у сержанта в конце, казалось бы, бездумного застолья, время ближайшего всенародного праздника в Пасса-Норте в день святого Бонифация. И именно мы подсказали нашим индейским союзникам час и место нападения на форт непременно в этот, святой для испанцев день, когда малага рекой и охраны никакой. Поэтому мы с чистой совестью можем смело заявить, что с честью выполнили свои обязанности, возложенные на нас краснокожим народом становища Цепкий Коготь, поверивших в нас, как в свои тотемы, и в наши, незапятнанные ложью, хоругви, кои с честью воссияли над нашими главами вместе с праведным словом и…

— Афоня, а что такое клавесин? — спросил меня неожиданно друг Олешка, словно вытянув хлыстом вдоль хребтины от такой неожиданной сложности вопроса.

Нет, я, конечно, видел эту шарманку, когда бегал за Москва-реку в немецкую слободу щупать девок. Даже усмотрел, как на этом приспособлении наяривает аппетитная немчура в белых передничках, но чтобы про то спрашивал простой плотник из сибирского медвежьего угла? Вот загадка! С чего бы такое прозрение на человека, который всю музыку прошёл насквозь с ложкарями да сопельщиками? А тут, на тебе, клавесин!

— Что, — говорю весело и вида не подаю, как испугался за голову друга, — что, надумал песнопением иноземцев порадовать? Тогда ты со свистульки начни, а не то и прямо с бубна, чтоб погромче.

Однако, Олешка глаз в сторону и не отвечает. Вижу, что блажь к дурню подступила, но не пойму с какой стороны? То ли ум за разум, то ли доподлинно под француза подстраивается, как и я под англичанина, век бы их не видеть…

Форт Сьера-дель-Дьяболо встретил нас хорошо, тем более, что мы шли по накатанной дорожке и уже опробованной в Пасса-Норте. Сказку про полковника Джона Буля рассказывали смело, попав прямо в строку, ибо с первого моего слова, командор Алонсо де Орландо, бросил нам:

— Господа, не утруждайте себя пересказом всем известных фактов и не бередите свои кровоточащие раны. Мы уже наслышаны о гибели нескольких английских отрядов в индейских капканах, расставленных на Великих равнинах. Сразу перейдём к благотворительности. Капитан Диего Карвальо Сорита, — и он указал на молодцеватого и опрятного военного, — определит вас на постой к маркитантке Хуаните с ежедневным котловым довольствием и необходимым обслуживанием.

Может, он и не так сказал, только мы обосновались у симпатичной молодухи прочно и, как казалось, надолго. Вроде как страдальцы от краснокожего гнёта, о котором обитатели форта знали не понаслышке, не раз отбиваясь в стычках от тех же апачей и пуэбло, никак не желавших добросовестно трудиться на золотом прииске Полонсо. Собственно, ради этой золотой жилы и был воздвигнут форт Дьяболо, который мы, едва придя в себя, добровольно посетили после удачного набега на Пасса-Норте. О, тогда мы удачно вышли из затруднительного положения непрошенных гостей, да ещё с военным трофеем в индейских руках наших друзей. Поэтому, накопленный опыт, позволял надеяться на удачный исход и этого предприятия. А как не поверить на слово обносившемуся в скитаниях джентльмену и ещё не вполне пришедшему в разум его французскому другу, кои с истинным достоинством белого человека выдержали индейское пленение? То-то и оно, что любой поверит! Но, как оказалось впоследствии, только не злобный испанец…

Как выяснилось потом, наша самоуверенность была грубой ошибкой. Поверив в везение сверх головы после первой удачи, мы утратили бдительность и сами стали лёгкой добычей для испанского вероломства и их подлой наблюдательности. И тут дело было не только в нашей расхлябанности или иной пагубной склонности, сколько в масштабности предприятия.

Форт Сьера-дель-Дьяболо являлся копией знакомого нам укрепления Пасса-Норте. С такой же церквушкой, ружейным арсеналом, солдатскими казармами и прочими надворными постройками, но раза в три большими. И не только с крепкими воротами, тесным частоколом из заострённых брёвен вкруговую, но и с четырьмя пушками-фальконетами на все стороны света. Кроме прямых защитников, обретался в этом селище и торговый люд, и ремесленный, и наш брат писарчук со счетоводом, не считая прислужников, обедневших идальго и путешествующих по злачным местам кабальеро. И многие были с жёнами, детишками и прислугой из индейцев для черновой работы. Город это был, а не лёгкая добыча в виде известного нам испанского укрепления Норте. Ну, если не город, то укреплённая слобода со своим уставом и вооружённой охраной человек в сорок. Вот и смекай, как задание выполнить, чтоб не опростоволоситься и с ума не спятить от этих развесёлых дум. Только и спасало, что обследование вражеского стана мы производили со рвением, буквально через месяц отмахнувшись от бесцеремонных услуг торговки Хуаниты и её товарки донны Лючии…

Через какое-то время нашей разведке пришёл конец. Мы узнали, как открываются ворота, продумали способ овладения всем оружием форта, почти включая фальконеты, но главное, определили время атаки отряда Белого Облака на форт, приурочив его ко Дню Всех Святых, когда набожные испанцы ради спасения души забывают про тело в своих молитвенных бдениях. Мне об этом так прямо и говорила сдобная Хуанита по утрам за стаканом крепкого кофею:

— Дон Афон, — пела она прямо в ухо, — после новолунья придёт День Всех Святых, когда, как и все истые католики, будем возносить хвалу нашему страстотерпцу господнему, дабы не прогневить святую инквизицию, блюдя строгий пост души и тела, — и сверкнув карим глазом добавила:- Придётся и вам, мой господин, с десяток дней попридержать своего рысака в стойле, пока всадник не очистится молитвой!

Я, благодаря капитану Пересу, а более своей разбитной хозяйке, к тому времени вполне сносно овладел испанской речью, если говорить со мной медленно и не требовать скорого ответа. А способность к языкам ко мне перешло от деда, Прокопия Порфирьевича, который любого иноземца мог отчитать изустно, хоть иногда и прибегая к рукоприложению, но строго по чину и званию. Иное дело Олешка, мычит вроде бы по-заморскому, едва придя в себя после полона, но в голос не разговаривает. Но и я не зря в Киевской бурсе науки проходил и от знатных учителей ума набирался. Так что всё же заставил друга в английском словоблудие разбираться. Ведь теплилась надежда, что останутся наши головы на плечах, а ноги всё же доведут до аглицкого корабля либо ихней пристани. Вдруг, что со мной или какая побочная оказия вроде женитьбы вдали от родины, а не то и иной подлый индейский конфуз? Кто безязыкого домой направит? Я же Олешке ещё в стойбище Цепкий Коготь вдалбливал в головушку тягу к наукам.