Андрей Оболенский - Дорога для двоих

Полынин въехал в Мичуринск около семи утра. Город спал, снегопад прекратился, только черные пятна от петард, присыпанные свежим снегом, обозначали места праздничных бесчинств, когда все сходят с ума и всем всё можно. По навигатору Полынин быстро нашел Лизин дом, хрущёвскую пятиэтажку. Он заглушил двигатель и закурил. Кузьма де Монте-Кристо проснулся, посмотрел в окно, чихнул и снова заснул, свернувшись. «Вот сейчас это и случится, — думал Полынин, — вот сейчас произойдет, но ведь это должно было произойти несколько лет назад, но я боялся. Боялся увидеть её глаза, ведь тогда пришлось бы говорить правду, значит, я боялся правды? Но мне нечего скрывать, и незачем врать, тогда что же?.. А, вот… Сеть не часть жизни, она — другая жизнь, которая ещё более театр, в котором мы ещё более актеры. И роли наши — части душ наших, одна роль удачная, другая так себе. Лиза полюбила „удачную“, а о роли „так себе“ и не ведает. Вот чего вы боялись, мэтр, вот чего».

Он посмотрел на безмятежно спавшего Кузьму де Монте-Кристо, тревожить его инопланетный сон не стал. Вышел из машины и побрёл по свежей цепочке следов к подъезду. Вошёл, стал подниматься по скользкой лестнице. В подъезде пахло подвалом, стояла духота, очки запотели. Оказавшись перед дверью с циферкой восемь, Полынин протёр очки и, ни о чем не думая, нажал кнопку звонка. Дверь открыли почти сразу, перед ним стояла пожилая полная женщина, укутанная в тёмную шаль.

— Здравствуйте, — тихо сказал Полынин, сдерживая невесть откуда возникшую дрожь. — С Новым годом. Скажите, Лиза дома?

— Женщина вздрогнула и прикрыла ладонью рот, Полынин отчетливо видел, как толстые пальцы перебирают побелевшие губы. Женщина смотрела на Полынина, пальцы бегали по лицу, она молчала.

— Простите, — ещё тише повторил Полынин, — Лиза дома? Она ещё спит?

— Её нет, — также тихо ответила женщина.

— А… когда она будет?

— Её не будет.

— Это… как?

— Она умерла два года назад… От опухоли мозга.

Полынин отступил на шаг назад, по-бабьи ахнул. Схватился за голову, потом руки упали вниз.

— Простите, простите, — пробормотал он.

Женщина смотрела не мигая. Протянула руку вперёд, перекрестила его и медленно закрыла дверь.

Полынин сбежал вниз, зачем-то во второй раз обошёл дом. Открыл машину, вытащил теплого Кузьму де Монте-Кристо и посадил на снег. От подъезда шла дорожка к песочнице и качелям, потом дальше, к гаражам, ракушкам и нескольким почти занесённым свежим снегом автомобилям. Кузьма де Монте-Кристо взвизгнул от холода, протанцевал на лапах и бросился вперёд по дороге к песочнице. Застыл вдруг, глядя на хозяина и зовя его за собой играть дальше и радоваться снегу. Но хозяин не шёл, ему не хотелось играть и радоваться. Кузьма де Монте-Кристо всё сразу понял, лёг в снег, положил голову на лапы и, неотрывно глядя на хозяина, жалобно заскулил.

Москва навалилась на Лизу сразу после кольцевой, навалилась громадами спальных районов, грязными сугробами, сонными, уже притихшими пьяными компаниями. Лиза точно знала, где живёт Полынин, сколько раз она изучала этот путь по карте, почему, ну почему, она не поехала раньше? Знала, ведь знала, что с ним ей будет хорошо, он чудесный, мудрый, иногда насмешливый, иногда горький в словах, всегда безукоризненно, может, чуточку высокопарно вежливый. «Да, — ответила она себе, — я боялась, что он уничтожит мою собственную музыку и воспарит над ней запредельной своей мелодией. Вот».

Лиза, подъехав к его дому, безошибочно остановилась у нужного подъезда. Страх пропал, она, черт возьми, хотела его видеть, а может, бесстыдно просто его хотела. «Боже, какая дура, почему всё так затянулось, почему?»

Спеша, не попадая ключом в замок, она заперла машину, заметила, что не выключила фары, выключила, подошла к подъезду. Набрала номер квартиры, но дверь подъезда открылась сама, и перед ней появилась строгая тётенька с голубыми волосами, уложенными в высокую допотопную причёску.

— Вы к кому? — сухо спросила консьержка.

Лиза на секунду почувствовала себя ничтожеством.

— К господину Полынину, — распрямляя плечи, ответила она.

Глаза консьержки затуманились, потом стали круглыми и очень удивленными.

— Девушка, — её голос дрогнул, — дорогая… Я никогда не видела вас среди гостей Петра Ивановича. Вы кто ему будете?

— А что? — независимо спросила Лиза, раздражаясь.

— А ничего, — голос дамы снова стал строгим. — Петр Иванович умер два года назад. Я думаю, не вызвать ли мне милицию?

Лиза отступила на два шага назад. Пробил озноб.

— Простите, — пробормотала она. — Я не знала… забыла… простите.

Консьержка по-кошачьи фыркнула и закрыла дверь.

Лиза попятилась назад, поскользнулась на гладко вычищенной дорожке и села в сугроб. Праздный наблюдатель заметил бы, что черты её лица стали чётче, прорисованнее, объёмнее в морозной дымке. Кожа разгладилась, лицо стало фарфоровым и неестественным, как в компьютерных мультиках. Заметил бы это и удивился внезапным переменам. Но рядом, да и в отдалении тоже, никого не было. Совсем. Ни-ко-го.