Марина Москвина - Дом на Луне

Перечислениям не было конца. А когда он сыпал сушеные травы в чайник, распространяя горные пряные ароматы, в его пакете обнаружился длинный упругий гнедой волос из гривы коня.

Еще Гриша привез мешок спелого фундука в скорлупе. Развязал веревку, высыпал орехи на стол и за разговором — кр-рак, кр-рак — сидит и зубами их грызет. Мы чуть со стульев не попадали. Вытвори кто-нибудь из нас что-либо подобное, даже если б мы бросились к дружественному стоматологу Арсению, нашу корпорацию ожидали бы тысячи долларов убытку!..

— Сразу видно, — восхищенно сказала Рита, — что в организме Гриши очень много кальция.

А Фима добавил:

— Судя по Григорию Федоровичу, в нем вся таблица Менделеева богато представлена!

Мы стали думать, как нам развлечь Гришу — все-таки человек первый раз в Москве. Рита выразила готовность взять его с собой в Музыкальный театр имени Станиславского — там для пенсионеров бесплатно собирались давать «Баядерку».

— Это что, — подозрительно спросил Фима, — для тех, кому после девяноста?

— А танцевать для нас будут кому за семьдесят, — весело сказала Рита.

— А петь — после ста! — пошутил дедушка Гриша, и все залились счастливым смехом.

Григорий Федорович, мягкий, покладистый, лучезарно принимал любые предложения — и в театр, и в Исторический музей, жалко, Планетарий десять лет на ремонте, ну, в Тасин развлекательный центр — в пещеру ужасов… Он был даже не против покататься на «бешеном диване». В конце концов Кеша придумал отвести Гришу в Третьяковскую галерею.

Привел, стал водить по залам, показывая иконы Рублева, картины передвижников, причем именно такие полотна, которые должен хотя бы раз в жизни увидеть каждый русский: Васнецов «Три богатыря», «Днепр в лунную ночь» Куинджи, «Дети перед грозой» Васильева, «Московский дворик» Поленова, «Утро в сосновом лесу» Ивана Шишкина.

— А что это у него медвежата, — вдруг спросил Гриша, — как прилепленные?

— Надо же, — удивился Кеша, — как вы заметили? Их другой художник нарисовал. Не Шишкин, а Савицкий, по дружбе. Сам Шишкин не любил и не умел рисовать животных.

Возле «Явления Христа народу» присели на бархатную банкетку. Гриша забеспокоился, не простудились ли дети, которые купались в реке? САМ — шубой накрылся, а дети голые стоят?

Кеша посмотрел на Иоанна Крестителя в шкуре овцы, символизирующей его дальнейшую судьбу агнца, тот стоял с вытянутой дланью, указующей на Иисуса, и сказал:

— Не простудились, жара там стоит страшная, как в Анапе, и в Иордане теплая вода. А вот художник Иванов после солнечной Италии в России простудился и умер. Хотя некоторые считают, он умер от огорчения. Двадцать лет писал «Явление Христа народу», еле приволок эту громадину из Рима, преподнес в дар русскому народу, а все смотрят — и не улавливают смысла. Свернули и поставили в угол. Теперь она признана величайшим шедевром мирового искусства. А художника уже не вернуть!..

— Это Верещагин, сдвинутый на всяческих баталиях, — рассказывал Иннокентий дедушке. — Горы трупов и черепов, тяжелораненые и контуженные… Так он любил рисовать бои с их необратимыми последствиями! Даже, бедолага, погиб смертью храбрых на военном корабле, вместе с мольбертом, палитрой и кистями, атакованный японскими самураями, когда отправился живописать битву при Цусиме.

Не меньше трех часов они разгуливали по залам Третьяковки, и хотя дедушка Гриша готов был с неослабевающим интересом продолжать осмотр, Иннокентий решил не останавливаться подробно на анализе творчества Судейкина, а просто сказал, что он утонул в Финском заливе, когда купался летом у себя на даче.

Гриша охал, вздыхал, сопереживал всем художникам без разбору — Исааку Левитану, Врубелю, судьба Кустодиева его страшно взволновала. Но в самое сердце поразила Григория Федоровича непутевая жизнь Саврасова, который, по рассказам Кеши, был простым русским пьяницей, всю жизнь боролся с алкогольным недугом, чуть ли не за бутылку шесть раз повторил для коллекционеров картину «Грачи прилетели». Им, видите ли, подавай только этих «грачей»! Небось, Саврасов не мог уже на них смотреть.

— Ну, совсем как наш Тема с береговой спасательной службы, — качал головой Гриша, — никак не может излечиться от пьянства. А ведь какой талант, какие он наличники выпиливает!

Григорий Федорович вышел из Третьяковки потрясенный. И они отправились обедать в клуб «Апшу». Вместе выпили, закусили, дедушку познакомили с архитектором Сашей Бродским, который обедал в клубе со своей многочисленной семьей.

— В следующий раз пойдем на Крымский и начнем с Петрова-Водкина, — пообещал Кеша.

Григорий Федорович переночевал на диванчике на кухне в обнимку с Герасимом и на следущий день уехал, оставив москвичам пакет с деньгами, холщовый мешок с орехами и запах железной дороги, который быстро выветрился, а вот орехи долго лежали в шкафу, напоминая, что на Черном море у нас есть близкие родственники и что когда-нибудь мы соберемся и поедем к ним, туда, где растут орехи, будем бродить босиком по горячему пляжу, кидать беззаботно камешки в воду, валяться на песке и купаться, позабыв обо всем на свете. А Леонид прокатит нас с ветерком на своей навороченной «копейке», которую ему страстно хотелось нам продемонстрировать.

— У нас с отцом теперь только и разговоров, что о художниках, об их творчестве и судьбах, — сказал он нам по телефону. — Кто умер от туберкулеза молодым, кто спился, кто сидел в тюрьме, а кто коротал свои дни в сумасшедшем доме. Хотел бы и я вам, — вдруг воскликнул Леонид, — показать свой шедевр! Откроешь капот — а там все сияет и сверкает!..

Есть два пути, говорили древние даосы, путь усилия и солнечный путь. Но Кеша избрал третий путь — лунный. Никакие заклинатели, кудесники и прорицатели, странствовавшие по Римской империи, не имели такого колоссального успеха у публики, как «мужик с луной». Тем более астроном Потеряев развил бешеную деятельность по привлечению клиентов.

Опубликовав несколько бесплатных объявлений в газетах, они с Кешей пустили часть своих заработков на пиар-кампанию. Когда в лучших глянцевых журналах, в том числе «У нас на Рублевке», под эффектной рекламой стриптизеров клуба «Красная шапочка» появилась фотография причудливой фигуры Иннокентия на корме — в шляпе и габардиновом пальто дяди Эфраима, плывущего по озеру в ночи с луной, это стало притчей во языцех всего города. Объявление под фотографией гласило:

«Устраиваем явление Луны в любое время суток, предпочтительно в вечернее или ночное.

Исключительно поэтичное, романтичное, изысканное шоу одного безумного художника! Луна у вас дома, в саду, в бассейне, на лужайке, на вашем любимом дереве перед окном.