Николай Сафонов - Старый дом

Пришлось мне все ему подробно объяснить и о судьях, и о прокуроре, и о судебной процедуре, и конечно же успокоить, пять лет ему никак не назначат. Самое большее, на что тянут его хулиганские действия, так это три года, а если повезет, то он может получить и поменьше. И Чамата постепенно успокоился и заговорил о лошадях, именно о той теме, которая меня больше всего интересовала, а когда я показал ему последнюю программку, захваченную с собой, и сказал, кто выиграл во втором заезде, а кто в третьем и четвертом, он и совсем разошелся, и популярно мне объяснил, почему так произошло. Он полностью утолил мою жажду! Чамата рассказал мне и о зарядчиках, и о том, как наездников убирают прямо с дорожки, причем рассказал ярко, красочно, с примерами. Брал программу месячной давности, и в тех заездах, где, по моему мнению, выигрывала темная лошадка, называл конкретных людей, которые эту темную лошадку запускали вперед, на выигрыш, убирая всех остальных лошадей в заезде, и даже называл точную сумму, какую получили эти наездники за проигрыш, ведь они могли на своих лошадях запросто обыграть эту темную лошадку, но не обыграли, а лишь делали вид, что пытаются догнать. В скачках придержать лошадь очень легко, ни один судья не заметит, стоит лишь немного взять поводья на себя, и все, а другой рукой можно нахлестывать лошадь изо всей силы, все равно она не побежит как нужно, а будет топтаться на месте. У зрителей же создается впечатление, что лошадь привстала и никакой наездник не в силах на ней выиграть, но уже буквально через неделю эта же лошадь скачет совсем по-другому и легко выигрывает в своем забеге. И так происходит почти весь сезон, честно жокеи скачут лишь в больших призах, и то не всегда. И видя, что я слушаю его как зачарованный, закончил: «Если вы поможете мне выбраться отсюда или хотя бы получить небольшой срок, обещаю, вы будете миллионером уже через месяц, как я начну скакать… Никого, кроме вас, слушаться не буду, как вы скажете, так и будет… Вперед так вперед, не ехать на выигрыш, значит, не ехать… И за другие заезды я буду вам подсказывать…» От этих его слов на меня нашло словно затмение, и я пообещал ему сделать все возможное и даже невозможное, чтобы он получил как можно меньше за свои хулиганские действия, а этого делать настоящий адвокат не имеет права. Адвокат по закону обязан всеми дозволенными средствами защищать своего подзащитного, а уж какое наказание он получит — это дело суда, и обещать адвокат ничего не имеет права, а то с этим обещанием так можно влипнуть, что выгонят с работы. Но слово не воробей, что сболтнул, то сболтнул, и я судорожно начал обдумывать, как бы вытащить Чамату из тюрьмы. Законными, конечно, средствами.

И мне повезло. Вот уж действительно, на ловца и зверь идет! Я буквально чуть не упал со своего места, когда в зале суда, за прокурорским столиком увидел своего бывшего однокашника. Нет, мы с ним не были друзьями и даже учились в разных группах, но все же… За пять лет учебы мы сотни раз встречались с ним, и он, конечно, увидев, что я защищаю Чамату, не станет просить наказание на всю катушку, а на выездной сессии это уже кое-что значит. Остальное я уже продумал. Если Чамата получит наказание в пределах трех лет, а на это я его и ориентировал, то в Президиуме Верховного Совета, в отделе помилования работает Виталька, мой дружок, и уж он-то сделает доброе дело и продвинет наше ходатайство о помиловании вперед. Основание для помилования есть: у Чаматы как-никак четверо детей! Да и остальные признаки налицо: положительная характеристика, признание своей вины, раскаяние… Но это я забежал слишком далеко вперед, нужно еще пройти судебную карусель, а выездная сессия есть выездная сессия.

Прокурор узнал меня, но сделал вид, будто мы с ним встретились впервые в зале суда. Я принял его игру, да мне, честно говоря, было не до него. Я во все глаза рассматривал зал. Здесь были все наездники: и Крейдин, и Фингиров, и Козлов, и Бурдова, и Крашенников, и Смирнов, и Лакс… Некоторые из них пришли в зал суда прямо с дорожки, в своих доспехах, в которых они выступают во время заездов. Но чувствовали они себя в зале суда не так уверенно, как на дорожке. Наездники с уважением рассматривали прокурора, да и мне кое-что доставалось. Но вот вышла секретарь судебного заседания, и все взгляды устремились на сцену, где стоял стол, за которым должны были сидеть судьи. Шум затих, и в наступившей тишине особенно отчетливо прозвучал голос секретаря:

— Встать! Суд идет!

Зал нестройно зашевелился и замер в ожидании, пока судьи устраивались на своих местах, а затем знакомая до мелочей процедура: проверка явившихся свидетелей, удаление их из зала суда, мнение сторон о порядке слушания дела, с кого начинать допрос — с подсудимого или со свидетелей. У нас с прокурором в этом вопросе спора нет, он предлагает начать судебное следствие с допроса подсудимого, и я соглашаюсь с ним, так как Чамата полностью признает свою вину и свидетели по нашему делу фактически не нужны. Но форма есть форма, и ее нужно соблюсти, тем более на выездной сессии.

Говорить Чамата совершенно не умеет. Скачет он хорошо, руки у него железные, а вот речь косноязычна, и пока он дает показания, с участников процесса сто потов сошло. И судья, и прокурор, да и я тоже помогаем ему наводящими вопросами, хотя строго по закону этого делать нельзя. Со свидетелями суду пришлось немного повозиться, особенно с потерпевшей. Ей, видимо, жалко стало Чамату, а он действительно, остриженный наголо, осунувшийся, выглядел очень жалко, и потерпевшая решила изменить показания, а может быть, ее уговорил так поступить кто-нибудь из дружков-приятелей Чаматы, только она вдруг заявила в суде, что Чамата ее совершенно не бил, а лишь толкнул один разочек, да и то легонечко. Судье пришлось напомнить ей ее показания на предварительном следствии, где она прямо заявляла, что он ударил ее по лицу, гонялся за ней по конюшне, и она вынуждена была даже выбежать за помощью на улицу. По другому бы делу, где подсудимый не признавал свою вину, такое изменение показаний потерпевшей было бы на руку обвиняемому, а здесь, когда Чамата полностью признал свою вину, это лишь затягивает процесс. В конце концов судья с прокурором все-таки добились своего, и потерпевшая вернулась к своим прежним показаниям и рассказала все, как было на самом деле, и процесс снова пошел своим чередом. Публика в зале после показаний потерпевшей развеселилась немного, но все с нетерпением ждали выступления прокурора и адвоката, конечно. Я же никаких красот от речи прокурора не ждал, меня интересовал лишь один вопрос: сколько он попросит Чамате лет лишения свободы, и уже примерно можно будет прикинуть, сколько определит суд.