Николай Сафонов - Старый дом

Она вдруг почувствовала себя страшно заброшенной и одинокой почти в самом центре города, между шумной и бестолковой улицей Горького, всего в нескольких метрах от нее сверкающей огнями, и тихой, рассудительной улицей Герцена с ее исторической церквушкой, где венчался Великий Пушкин, со лживым Домом литераторов, куда она держала свой путь и до которого, как она поняла, ей без посторонней помощи не добраться. И как бы в подтверждение ее мысли ветер залепил снегом все лицо. Она остановилась, как-то боком прижалась к огромному дому, боясь, как бы ветер не выкинул ее обратно на улицу Горького, и заплакала от бессилия.

Сколько она так простояла не двигаясь, Валентина Александровна не помнит. Ее всю запорошило снегом, а ей совсем не хотелось шевелиться. Ветер давно уже утих, а ее к месту словно пригвоздила одна мысль, застывшая в ее мозгу: она не выдержала одиночества какие-то пару часов и расплакалась хуже маленькой, а каково же было ему, находившемуся во вражде с огромным городом не день и не два, а в течение многих лет, подумала и ужаснулась своей жестокости. Она вдруг ясно увидела его, вышагивающего по городу в снег и ветер, дождь и слякоть и чутко прислушивающегося к холодному пространству, не отзовется ли кто на его биотоки, посылаемые им раз за разом. Но напрасно он напрягал мучительно и слух и зрение, она ему так и не ответила на его страстный призыв.

В Дом литераторов она попала, когда вечер уже окончился и народ расходился. В вестибюле еще толпились люди, и она слышала, как они возбужденно обменивались мнениями. На нее даже никто не обратил никакого внимания. Больше всех опять говорили о таинственной незнакомке, и все сходились в одном: прототипом, вдохновившим его на написание повести и многих рассказов, была одна и та же женщина, след которой так загадочно исчез со страниц его дневников. И ей вдруг почему-то захотелось крикнуть: смотрите, люди, вот я… Это все было у нас… но тут же, даже мысленно, осеклась и поправила: у него… а я при всем при том только присутствовала… как вещь… как бесплатное приложение к журналу «Огонек». Но все, что написано, действительно имело место: это мне он говорил, когда мы возвращались из Центрального дома работников искусств, что у него такое ощущение, словно он взял меня напрокат и ему нужно вернуть меня в срок, но отдавать меня кому бы то ни было ему ох как не хочется, это мне он написал в письме, что как только ему повезет и он станет знаменитым, то первое, что он сделает, так это прославит меня, и у моего подъезда штабелями будут ошиваться поклонники, желающие увидеть прекрасный прототип литературного образа, это мне он говорил по телефону, что я святая и если нужно, то он и на том свете погреется за меня на угольках, а я могу спокойно порхать в раю. Это я… я… я… и у нее есть даже свидетели… живы еще Ленка, Наташка, а в кармане лежит его письмо…

Она прислушалась. Какой-то молодой парень, может быть, будущий знаменитый писатель, подавая своей девушке пальто, вскользь обронил то, о чем не раз смутно догадывалась и она: «А знаешь, я хочу написать статью, где попробую доказать, что женщина, любимая, конечно, всегда в какой-то мере является соавтором поэта или писателя, вдохновившего его на создание того или иного произведения… Понимаешь, о чем я говорю? Конечно, нужно быть Пушкиным, чтобы написать «Я помню чудное мгновенье»… но не будь Анны Керн, не было бы и этого лирического шедевра, до сих пор волнующего нас… Так и в этом случае, была какая-то женщина, оставившая след во всей его жизни, и нам ведь, по сути, все равно, как было на самом деле, ответила она ему взаимностью или, судя по повести, он, как и герой, страдал безответной любовью…»

Соавторство! Женщина всегда соавтор! Она существовала, она была, и этого вполне достаточно. Не встреть он ее, еще неизвестно, как бы сложилась его писательская судьба. Может быть, он и писать-то бросил бы совсем, а так, чтобы доказать ей ее неправоту, он продолжал творить. И от этой мысли о соавторстве у нее стало как-то покойней на душе, хотя подсознательно догадывалась, почему так ухватилась за спасательную соломинку. Она не хотела даже признаться себе, что давно уже думает о смерти, страшится ее, а особенно того, что уйдет в безвестность, а эта мысль о соавторстве хоть в какой-то мере позволит ей причислиться к бессмертию.

Валентина Александровна так разволновалась, что не заметила, как опустел Дом литераторов, и швейцар смотрел на нее с явным недоумением. Она не стала ждать особого приглашения и поспешно засеменила к выходу. На улице изумленно подняла голову к ночному небу Ветер утих совершенно, небо прояснилось, и в свете уличных фонарей особенно причудливо кружились снежинки, образуя изумрудную дорожку, следуя по которой, ее взгляд перешел на другую дорогу, звездную, и этот мерцающий путь уводил ее воображение куда-то в пространство все дальше и дальше, и она, сделав испуганно первый шаг, затем все увереннее зашагала по этой дороге.

1970