Евгений Чижов - Собиратель рая

Кто это там впереди, на скамейке? Неужели?.. Издалека ему был виден мужчина, наклонившийся над кем-то или чем-то неподвижным и крупным, привалившимся к спинке. Это мог быть мешок или рюкзак, а мог оказаться и человек. Но если это был человек, то он не подавал признаков жизни, поэтому Кирилл вздохнул с облегчением, когда, подойдя ближе, увидел, что это не мать. На скамейке, раскорячив ноги, как будто сползая вниз, но все-таки держась, сидел другой мужчина, судя по всему, в полной отключке. Голова откинута, кадык на горле выпирает вверх, глаза закрыты, челюсть съехала набок, слипшиеся волосы из-под шапки сбиты на лоб. Стоящий левой рукой поддерживал голову, чтоб она совсем не завалилась, а свободной правой бил ее открытой ладонью по щекам, до Кирилла доносились звуки оплеух. Каждый следующий удар был сильнее предыдущего, лицо стоящего было нетерпеливое и злое, рот выплевывал ругань. После третьего удара с мужика на скамье свалилась шапка, второй наклонился за ней, отпустив голову, она совсем запрокинулась назад, и Кирилл с жуткой отчетливостью понял: он мертв! Над широко раскрывшимся ртом не было видно пара дыхания. Второй мужик нахлобучил шапку обратно и принялся снова лупить мертвого по липу. Зачем он его бьет? Он что, не видит?! Или он сам настолько пьян, что не понимает, что тот уже умер? Подойти, сказать?! Но подходить к этим двоим совсем не хотелось. Казалось, колошматить сидящего по щекам доставляет стоящему явное удовольствие, он даже улыбался, но это была такая улыбка, что хотелось как можно быстрее пройти мимо и поскорее забыть увиденное. Мало ли что случается поздним вечером на зимнем бульваре? Какое ему, Кириллу, до этого дело? Ему что, своих забот не хватает? Пусть делают друг с другом что хотят, пусть хоть убивают друг дружку (хотя мертвого уже не убьешь, так что вмешательство Кирилла будет в любом случае бесполезным), его собственная беда гораздо важнее, нужно скорее найти мать, в такой холод она ведь может и замерзнуть. Проходя, Кирилл старался не глядеть в сторону скамьи, но взгляд против воли притягивался громкими звуками ударов, раздававшимися в чутком морозном воздухе. К счастью, вблизи ему не было видно лица бившего и этой его зверской улыбки, только бритый затылок и спина, заслонявшая мертвого. Он уже миновал их, уже прошел шагов десять, но все-таки обернулся — и увидел, что стоящий у скамейки смотрит ему вслед. Как будто поджидал, пока Кирилл на него наконец взглянет. Худое безбровое лицо коричневого цвета — или это оно кажется таким в желтом свете фонаря? — давно не бритое, с тонкими губами, мелкими глазами и сломанным, криво сросшимся носом. Злое лицо с вмятой в него между глаз окостенелой болью. Кирилл отвернулся и двинулся дальше. Теперь он знал, что сейчас будет окликнут.

— Эй, друг, постой, а? Постой. Слышь?

Голос был громкий, отчетливый, притворяться, что не расслышал, было бы смешно.

— Постой, кому говорю!

Отзываться очень не хотелось, но выбора не было.

В тот день, когда Карандаш с Боцманом говорили о нем, Король пришел в кафе “На рогах” не один. Вслед за ним появились Лера, Вика и всеобщий друг, завсегдатай барахолки, говорливый старикан по прозвищу Юрчик. Войдя, все стряхивали снег с пальто, курток и шапок, Юрчик суетился и путался между девушками, пытаясь услужить и той и другой, не зная, какую предпочесть, за какой первой ухаживать. Лера была красивее, но слишком уж, на его вкус, длинная и худая; Вика, хоть и поскромнее, тоже была недурна и ростом не выше его, а главное, пополнее, не такая тоща. И, принимая его услуги, не забывала благодарить. Впрочем, ни на какую особенную благодарность Юрчик не рассчитывал, ему было достаточно находиться рядом с девушками, незаметно и якобы случайно их касаясь, вдыхая сладкие женские запахи. И без того разговорчивый, от этого он прямо-таки пьянел и говорил уже вовсе без умолку. Вся компания направилась сперва в угол, где сидели у окна Карандаш с Боцманом, но за их столиком оставалось только два свободных места, поэтому, не дойдя, Король со свитой устроились за вовремя освободившимся столом в центре зала. В кафе, как обычно зимой, было людно, дымно и тесно — в нем отогревались телом и душой те, кто совсем замерз стоять за прилавками или бродить между ними. Но не могло такого быть, чтобы для Короля не нашлось здесь места. Покидавшие стол сами его пригласили, показав знаками другим желающим, что освобождают место не для них.

Из своего угла Карандаш с Боцманом наблюдали, как Король и прочие рассаживаются. Карандаш не сомневался, что Лера его увидела, ждал, что она улыбнется или хотя бы кивнет ему, но она даже не смотрела в его сторону, как будто между ними никогда ничего и не было. С той их ночи после вечеринки у Короля прошел почти месяц, успел прилететь из Нью-Йорка и улететь обратно Колин, так и не добившись от Леры окончательного согласия на переезд к нему, Карандаш всё это время ее не видел, и та случайная история между ними успела сделаться для него неслучайной, набраться в памяти значения и веса, упорно требующих продолжения. Он глядел, как Лера, согреваясь, обеими руками держит чашку с чаем, прижимается к ней щекой, розовеет и оттаивает в душном уюте кафе, и сквозь ее обращенное к Королю лицо видел совсем другое — с плотно закрытыми глазами, тянущимися к нему губами кричащего рта, словно она тонула и пыталась из последних сил удержаться над накатывающими одна за другой волнами. Такой он запомнил ее в ту ночь, такой хотел видеть снова. И разговор с Боцманом сам собою заглох, потому что так же неотрывно, как Карандаш на Леру, Боцман смотрел на Вику. В конце концов оба поднялись и, прихватив с собой стулья, подсели к Королю и компании.

За их столом витийствовал Юрчик, бывший при Короле кем-то вроде шута. Полжизни он проработал официантом в ресторане “Арагви” и теперь при каждом удобном случае пускался в воспоминания о знаменитых людях, которых там повидал.

— Да ты знаешь, что вот так, как тебя, я самого Лаврентия Палыча видел?! Самому Лаврентию Палычу в его отдельном кабинете стол накрывал! — Юрчик обращался ко всем, но больше всего к Вике, уловив в ее широком лице и распахнутых глазах наибольшую готовность к восхищению. — Ты хоть знаешь, что у него собственный кабинет у нас в “Арагви” был? А, ничего ты не знаешь! Что вы вообще можете знать?!

— Кое-что знаем… — произнес Боцман, глядя Юрчику в плечо. — Например, то, что Берия был двойным агентом, завербованным английской и мусаватистской разведками.

Юрчик задохнулся от возмущения, сквозь седую щетину на тощем лице проступил малиновый румянец.

— Сам ты двойной агент! Лаврентий Палыч был кристальный человек! Кристальнейший! А какие чаевые оставлял! Щедрее его никого не было! Его оклеветали! Оболгали! Всех оболгали! Э, да что вам объяснять!