Брюс Кэмерон - Путь домой

– Мы просим прощения за то, что натворили наши сыновья, – заговорил другой из мужчин, стоящих сзади.

– Нет, – сурово сказал Аксель. – Я хочу услышать, как извиняются они сами.

– Мы это, были пьяны, – запинаясь, сказал один из молодых мужчин.

– Это не оправдание, – резко бросил Аксель.

Трое молодых мужчин неловко переминались с ноги на ногу.

– Ну, так что вы скажете сержанту Ротману? – резко спросил один из мужчин постарше.

– Простите нас, – пробормотали один за другим молодые мужчины.

– Они здесь все уберут, пока их отцы и я отправимся в город и купим все, что требуется, чтобы заменить то, что они разгромили, – сказал Том Акселю. – Эти парни заплатят за все из своего кармана – так мы договорились. Скажем одно – все лето они будут очень заняты, они будут работать на город, очищая его от мусора.

– Я останусь тут и прослежу за тем, чтобы они не отлынивали, – объявил один из мужчин постарше.

– О, об этом не беспокойтесь, – ответил Аксель. – Я могу это сделать и сам.

Трое молодых мужчин уныло переглянулись. Том усмехнулся.

Есть такие вещи, которые никогда не поймет ни одна собака. Я пришла в замешательство, когда Том и его друзья уехали, а трое молодых мужчин остались и стали собирать и складывать то, что осталось от вещей Акселя, пока Аксель наблюдал за ними, скрестив руки на груди. И я была очень озадачена, когда мужчины постарше вернулись и дали нам новую палатку и другие новые вещи взамен тех, которые сломали мужчины помладше.

Вскоре все они уехали, остался только Том.

– Сдается мне, я только сейчас по-настоящему познакомился с солдатом, который получил Серебряную звезду, – тихо сказал он.

Аксель спокойно на него посмотрел:

– Ее не получают, а заслуживают на поле боя, Том.

– Извините, сержант. – Том улыбнулся, потом улыбка сползла с его лица. – Мне просто хочется, чтобы ты позволил людям помочь тебе, Аксель.

– Это люди сотворили со мной все это, Том, – ответил Аксель.

Часто ночами Аксель вертелся во сне, бормотал и кричал, а днем нам нередко бывало невообразимо холодно, и мы крепко прижимались друг к другу, чтобы хоть немного согреться. Но временами, и все чаще и чаще, Аксель просто падал и лежал, не реагируя ни на что, и из уголков его рта текла слюна, а когда он наконец просыпался, то был совсем заторможен. Похоже, он был болен, и я с беспокойством тыкалась носом в его руки. Мне так хотелось, чтобы сюда пришел Лукас. Лукас знал бы, что надо делать.

Мало-помалу солнце сделалось теплее, и воздух наполнился пением насекомых и птиц. В парке появились белки! Мне очень хотелось погонять их, но Аксель все время крепко держался за мой поводок. В парк приходили собаки, на горках играли дети, и зеленые высокие влажные травы покачивались под легким ветерком.

К нам пришел Том, чтобы дать мне лакомство.

– Погода уже стоит хорошая, и в парк начинают приходить семьи. Так что тебе придется отсюда перебраться, ведь официально здесь никому не разрешается оставаться после наступления темноты, – сказал он Акселю. – И людям хочется пользоваться этим навесом, но они… боятся. – Он сказал это печально.

– Я никому не причиняю вреда, – сказал Аксель.

– Ну… к нам поступали жалобы. Если хочешь, я сохраню твой обогреватель.

– Ладно, я уйду. И идите вы все к черту, – огрызнулся Аксель.

– Не говори так, – грустно сказал Том.

Я не поняла из их разговора ни единого слова, и они не упоминали моего имени, но Аксель сложил все свои вещи в тележку и покатил ее вон из парка. Мы долго шли по дороге, идущей вдоль реки, потом свернули на тропинку, которая привела нас на плоский песчаный берег. Здесь Аксель снова установил палатку и устроился так основательно, что я поняла – мы здесь надолго.

Шло время, и Аксель страдал все больше и больше. Он стал чаще кричать во сне, а днем начал громко разговаривать со мной, показывая рукой на небо. Иногда он начинал тяжело дышать и беспокойно дергаться, а потом уходил в сторону города, привязав меня к пню. Когда он возвращался, то приносил один из своих карандашей и веселел, но ненадолго. Затем он валился с ног и крепко спал. Поскольку я и тогда была привязана к его руке, чтобы присесть и сделать «Делай Свои Дела», я отходила от него так далеко, как только позволял мне поводок.

В одну из таких ночей я почуяла знакомую вонь и, когда посмотрела туда, откуда она доносилась, увидела одинокого койота, стоящего на противоположном берегу реки. Я тихо зарычала, но я знала – он не переплывет текущую воду. Аксель никак не отреагировал ни на его запах, ни на мою нарастающую ярость, и в конце концов маленькая плохая собака убралась прочь.

Я сильно встревожилась, когда Аксель начал целыми днями ходить по берегу и истошно кричать. Он разобрал палатку и со злостью швырнул ее на землю, так что получилась бесформенная куча. Он забыл покормить меня один раз, затем второй, а потом высыпал на землю целый пакет корма и, привязав меня к пню, покинул меня, сердито отшвыривая ногами камешки, пока шел по тропинке прочь.

Его не было два дня. Я съела весь корм и пила воду из реки. Мне было грустно и тревожно. Разве я была плохой собакой? Когда он вернулся, он все время спотыкался и громко разговаривал и даже не заметил, как безумно я была рада увидеть его вновь. От его дыхания исходил такой запах, что это напомнило мне Сильвию.

Он сел на камень у реки, сгорбился, и по его движениям я поняла, что он опять тычет пластиковым карандашом в свою руку. Я знала, что за этим последует. И действительно, он расслабился, начал смеяться и назвал меня хорошей собакой. Объявший его покой стер с его лица весь страх и всю злость. Вскоре его глаза начали очень медленно моргать.

– Белла. Ты мой лучший друг, – сказал он мне. При звуке моего имени я завиляла хвостом.

Аксель тяжело свалился прямо на землю, медленно дыша. Я свернулась, прижавшись к его боку, ведя себя как хорошая собака и даря ему успокоение. Сейчас он не чувствовал боли, и его дыхание было медленным.

Через некоторое время оно остановилось совсем.

Я пролежала всю ночь, положив голову на постепенно остывающую грудь Акселя. Мало-помалу его запах менялся по мере того, как то, что было этим человеком, уходило и его тело наполнялось чем-то другим.

Аксель был хорошим человеком. Он никогда не делал мне ничего плохого. Он часто бывал сердит и грустен, и испуган, и расстроен, но он никогда не вымещал этих чувств на мне. Я изо всех сил старалась быть для него хорошей собакой и заботиться о нем. Я тосковала по нему, лежа сейчас рядом с ним, и мне хотелось, чтобы он сел и поговорил со мной в последний раз. Я вспомнила, как мы жались друг к другу в ту студеную ночь. Как, когда у него была еда, он делился ею со мной, как я делила еду с Большой Киской.