Александр Якутский - Догонялки

— Папа, ну что мы за люди такие! Опять тот же ресторан. Тут же их сотни! Может, сегодня всё-таки в другой заедем? Для разнообразия?

— Отставить разговорчики! Папа с Фаридом обедать желают. Как можно скорее, без всяких поисков и суеты. Правда, Фарид?

— Правда, папа! И в догонялки. Мама, будешь меня догонять?

Мама покорно вздыхает, берёт Фарида за руку и мы топаем с парковки в ресторан.

Раньше у нас, конечно, были имена. Теперь мы их забыли за ненадобностью. Папа и Мама — вполне достаточно. Настоящее имя осталось только у центра нашей маленькой вселенной. Фарид в центре и мы вокруг — таким должен был быть наш мир. Всё остальное — фикция.

У входа нас встречает Бум, радостно машет рукой. Улыбки, кивки, похлопать по плечу — всего этого у неё неисчерпаемые запасы. Рядом топчется какой-то новый, необстрелянный. Он пытается было ввязаться в процесс, выдвигает для меня стул, спрашивает что-то, но Бум твёрдой рукой отодвигает его в сторону. Это, мол, не для стажёра клиенты, отползай в сторону и тихо наблюдай, учись.

Мы идём в прохладную винную комнату, Бум не отстаёт. Я делаю вид, что рассматриваю этикетки. Знаю ведь, чем дело кончится. И точно, мама, покружившись минут пять по комнате, показывает на бутылку всё того же южноафриканского Пинотаж Шираз.

— Мама, ну что мы за люди такие? — иронично спрашиваю у неё. Потом киваю Бум, она подхватывает бутылку и несёт на наш столик.

— Фарид, ты что будешь пить? Лимонад?

— Да, лимонад!

— Или банановый шейк?

— Да, банановый шейк! Папа, давай в прятки! Нет, лимонад!

Бум наполнила наши бокалы на четверть и умчалась за лимонадом. Фарид уже закрыл глаза и начал громко считать:

— …четыре, шесть, пять… нет… раз, два, три, четыре, пять, семь…

Я пыхчу и пытаюсь спрятаться за диванчиком у соседнего столика. Сидящий за ним пожилой европеец с тревогой косится на меня. Новенький официант опять порывается шагнуть в мою сторону, но вот уже вездесущая Бум подбежала к европейцу и что-то ему скороговоркой нашептала. Европеец вздрогнул, сделал большой глоток пива и снова скосил на меня глаза. Я ответил ему виноватой физиономией. Мол, а что поделаешь-то.

Фарид наконец совладал со считалкой, а кто не спрятался, он не виноват. Отправился на поиски. Я физически ощущаю, как торчу своим пузом и прочими частями тела из-за диванчика. Но Фарид долго не может найти. Наконец, подходит к столику с европейцем, заглядывает в его стакан с пивом. Меня и там нет. Он поднимает глаза и натыкается на мой взгляд. Вздрагивает от неожиданности и счастья, хохочет. Я выскакиваю из-за диванчика, тоже громко хохоча. Европеец сильно вздрагивает и подзывает Бум, просит счёт. В его тарелках ещё полно еды. Неудобно, конечно, но что поделаешь-то.

— Папа, а теперь ты считай, а я спрятаюсь.

Я начинаю считать. Это самая простая часть игры. Хотя мои глаза закрыты, я знаю, что Фарид сейчас делает. Он побежал прятаться за тот же диванчик, за которым нашёл меня. Присел, посидел секунду и тут же заскучал. Теперь бежит ко мне.

— …восемь, девять… — медленно тяну я и чувствую, как он уже обнимает меня за ноги.

— Мама, смотри, Фарид нашёлся, — сообщаю я.

Фарид задирает своё личико, смотрит на меня снизу вверх. Да, удачно мы тебе имя подобрали, ничего не скажешь. Огромные светло-серые глаза. Белая кожа, не поддающаяся солнцу. Белокурые волосы прилипли ко лбу потемневшими от пота колечками. Все зубы видны во рту, широко распахнутом от беззвучного смеха. Я наклоняюсь к нему, пытаюсь обнять, но он вырывается:

— Папа, а теперь в догонялки!

Я скорбно смотрю на своё колышущееся брюхо. На помощь приходит мама:

— Давай со мной, Фарид! А папа пока что нам еду закажет. Мне сашими лосося возьми. И тунца. Того, ты знаешь. Фариду ничего не бери, он из наших тарелок чего-нибудь поклюёт.

Подзываю Бум, тычу пальцем в меню. Себе заказываю тушёную баранью ногу. Она кивает головой, записывает. Чёрт, надо бы хоть немного по-английски научится. Вечно мы тут как глухо-немые с людьми общаемся.

Закуриваю, тяну приятно кисленький пинотаж маленькими глоточками. Хорошо.

Быстро приносят еду. Зову маму и Фарида. Но догонялки в разгаре, им не до еды. Ем сам, не забыв положить в фаридову тарелку немного пюре и баранины из своей тарелки. Он любит. Но не сегодня. Сегодня их обоих не дозовёшься. Носятся как угорелые между столиков. Я оставляю бесплодные попытки и, доев свою баранину, начинаю подчищать их тарелки. При этом ворчу:

— А потом она на моё пузо пенять будет. Где ж тут не толстеть…

Боковым зрением вижу, как новенький официант смотрит на меня, как его узкие глаза расширяются от изумления. Спокойно продолжаю есть. Бум тоже посматривает на меня украдкой. У неё глаза красные. Перестань, Бум. Ты же умничка. Недаром тебя здесь столько лет держат, хоть ты (между нами!) страшная же, как атомная война. Особенно когда забываешь зубы на работу надеть.

Доедаю, тщательно вымакиваю всю подливку хлебом. Тарелки блестят, бутылка пуста. Справился. Прошу счёт, выкуриваю ещё одну. Расплачиваюсь, громко хлопаю в ладоши:

— Всё, святое семейство! Погнали! На море, все на море!

Фарид начинает ныть, что не хочет, что надоело и скучно. Но мама обещает, что и там будут догонялки. Фарид хлопает в ладоши и усаживается в своё детское кресло на заднем сиденье. Я пристёгиваю его ремнями и открываю было переднюю дверь слева, но мама говорит:

— Давай, ты сегодня за руль?

— Во дела! — удивляюсь я, — Ты чего это вдруг?

— Да мне что-то не хочется сегодня.

— Я же сто лет за рулём не сидел. Уже, небось, и разучился.

— Ну, значит, самое время научиться опять.

Впихиваюсь за руль, долго регулирую сиденья-зеркала.

— Ну, смертнички, поехали! — вдруг вырвалось.

Тут же осекаюсь, быстро взглядываю на маму. Нет, ничего. Не заметила, или делает вид. Коротко ругаю себя идиотом и включаю передачу.

На пляже сегодня людно: воскресенье. Но не слишком: не сезон. Оставляем машину на полупустой парковке, скидываем все ненужные футболки-тапки. Я в тысячный раз объясняю Фариду, что под ногами у нас — мягкий ковёр из казуариновых листьев.

— Они хоть и похожи на иголки, но очень мягкие. Ходить по ним босиком — одно удовольствие. Другое дело — шишки. Видишь, маленькие такие, коричневые? Твёрдые, как камень, и острые. На них не наступай, больно будет.

Фарид понимающе кивает головой, делает шаг и тут же наступает на шишку. Коротко взвизгивает и лезет ко мне «на ручки». Несу его сотню метров, на песке спускаю с рук.

— Догонялки, догонялки! — тут же начинает вопить Фарид, прыгая вокруг меня, как козлёнок.