Александр Якутский - Игра в генсеков

А Грэм уже поёт, и Кельми постукивает за грэмовой спиной по барабанам, и каждый коктейль поднимает наш дух. «Don’t worry! Be happy!» — заклинаем мы друг друга и всех друзей за соседними столиками. Одна англичанка, жирная и неприятная, как у них принято, оказывается за нашим столиком и горланит, что Великое Королевство необходимо любить, потому что Битлз, Мини-Купер и Манчестер Юнайтед. Don’t worry! — мгновенно соглашаемся мы с ней и не успеваем заметить, как она возвращается к своим и немедленно начинает драку. Жирные британские тётки усердно месят друг друга по неизвестной никому причине. Их подтянутые спутники не делают никаких попыток разнять, уходят от столика к бару, берут по пиву, изредка поглядывая на пыхтящих подруг, катающихся по земляному полу. Вдруг этот клубок гарпий катится по полу к сцене, раздаётся треск, оборудование, включая старый грэмов ноутбук, рушится на пол. Грэм орёт в микрофон: «Британцы, вы — грязные потные пьяные свиньи! Вы самая гнусная нация из всех, что есть на нашей грешной земле!» Джентльмены покидают барную стойку, разбирают своих подруг, каждый хватает свою за волосы и вытаскивает из ресторана. Наступает тишина. Мы вместе с Кельми успокаиваем Грэма, приводим аппаратуру в порядок. К счастью, ничего не пострадало серьёзно, так что уже через десять минут: «No woman no cry!»

К нашему столику подходит высокий и, наверное, красивый официант-тибетец. Их здесь много, потомки эмигрантов после оккупации Тибета Китаем, или что-то вроде того. Мы заказываем коктейли, он принимает заказ, но не торопится уходить.

— Вы же русские? — спрашивает он. — А я очень люблю вашу страну и вашу историю.

И вдруг выпаливает:

— Николай Второй, Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Черненко, Андропов, Горбачёв, Ельцин, Путин…

Стоит и наслаждается произведённым эффектом. А эффект произведён. Нечасто встретишь такого официанта, даже у нас дома, а тут на тебе — индотибетец! Мы разражаемся овациями, он скромно кланяется. Но я таки нахожу нужным высказаться:

— Ты неправильно говоришь!

— Правильно, — совершенно спокойно возражает он мне. И опять: — Николай Второй, Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Черненко, Андропов, Горбачёв, Ельцин, Путин…

— Вот видишь! — ликую я. — Неправильно! Сначала был Андропов, а потом Черненко!

— Нет! — всё так же бесстрастно возражает он, совершенно искренне удивляясь моей неосведомлённости. — Я много читал и очень хорошо знаю: Николай Второй, Ленин…

Я собираюсь ему возразить и даже рассказать настоящую историю. Свою, которую только что рассказал вам. Но что-то меня останавливает. Я поднимаю руки, встаю из-за столика и выхожу из ресторана на воздух. Иду к морю. Черным-черно, невидимые волны шипят, натолкнувшись на берег, будто песок всё ещё раскалён. Я замечаю тлеющие угли на краю пляжа, под пальмами. Подхожу и вижу старика индуса. Он печёт на углях кусок свинины. Я сажусь рядом, закуриваю. Дед смотрит на меня, улыбается. В чёрном провале его рта виден один-единственный чудом уцелевший резец. Я протягиваю ему сигарету. Он машет рукой: «не курю!» — и сплёвывает мне под ноги кровавым сгустком. Я вздрагиваю и брезгливо подтягиваю ноги под себя. И тут же соображаю, что это бетель. Дед хихикает, я улыбаюсь ему в ответ. Смотрю в сторону шипящего моря.

Мне очень спокойно. Я понял, что только что вышел из игры. Мне очень спокойно и даже радостно. Потому что только так в этой игре можно выиграть.