Александра Сашнева - Танго с ветром

Малышка отгоняет тревогу, хотя все стражи на ее башнях трубят в трубы.

Джонни делает последний снимок и падает на кровать, в облако органзы рядом с Малышкой.

— На! На, посмотри!

Он протягивает ей фотоаппарат и показывает дисплей.

Малышка очарована. Она действительно хороша на фото. У нее никогда не было таких снимков. Она даже и не думала, что может быть такой потрясающей. И в ее голове начинают рождаться мысли. Незнакомые мысли, новые мысли. Мысли о том, что не все еще потеряно, что она и всегда была такой, просто не было человека, который посмотрел бы на нее таким взглядом.

И Малышке становится стыдно. За себя, за свое отношение к Джонни, за то, что она где-то в глубине души не доверяла ему. Не верила, думала, что Джонни с ней из-за ее денег. Они лежат рядом, и Малышка гладит Джонни пухлыми пальчиками.

— Неужели это я? Прости, Джонни. Прости меня. Я думала о тебе плохо.

Джонни сурово молчит.

— Я дура. Прости меня. У меня никогда не было таких хороших фотографий!

— Не вздумай плакать! — тихо говорит Джонни. — Мейкап загадишь!

Джонни стискивает Малышку в объятиях. Он мнет ее, гладит, пока Малышка не покрывается румянцем.

— Ну, прекрати же! Моя сладкая пышечка, ты прекрасна, как утреннее облачко.

— Джонни!

— Что?

— Ты же останешься на ночь? Сходим в ресторан, потом вернемся. Да?

— Ты сомневалась? Думала отделаться фотками? Ах ты дрянь! — Джонни шлепает Малышку по заднице. — А ну-ка! Что будет, если ты попрыгаешь на кровати?

Джонни вскакивает и с веселым озорством снова поднимает камеру и прицеливается.

— Я?! — Малышка в изумлении.

— Да! Думаешь, она сломается?

— А черт с ней! Куплю весь отель со всеми кроватями! — кричит Малышка в восторге.

Лазутчик Джонни в ее голове уже обложил крепостную стену замка взрывчаткой, и Джонни уже нажал красную кнопку. Крепость взрывается, и Малышка взлетает вверх вместе с обломками своей слоновой башни. Камни, запоры, дубовые доски дверей, латы рыцарей, уснувших от сонного вина — все летит вверх, сверкая и переливаясь новогодним фейерверком, и Малышка летит в это сияющее небо, и каждый прыжок на несчастной кровати длится вечность, сияющую, ослепительную вечность, каждый прыжок похож на девятый вал оргазма. Адреналин заливает мозг Малышки, органза парит в воздухе покровами фата-морганы.

Кровать ломается. Руины замка рушатся на Малышку с небес, отчаяние готово залить ее, но Джонни падает рядом, обнимает ее и страстно сжимает ее пухлую грудь. Малышка приоткрывает розовый бутон рта для поцелуя, казалось бы, он неминуем, но все рушит звонок мобилы Джонни. Он разрывает грезу в клочья.

Джонни подносит трубку к уху.

— Да!

Это Муха.

Он начинает орать так, что и Малышка слышит:

— Твою мать! Сколько ты меня заливать будет? Урод вонючий! Да я только что ремонт сделал! Сука!

— Что случилось? — тревожно спрашивает Джонни.

— Что случилось? Вот приезжай и посмотри сам, что случилось. Ремонт тебе случился! Мудак! Если ты сейчас не приедешь домой и не закроешь кран, я вызову ментов, чтобы они сломали дверь!

— Не надо! Еду! — вопит Джонни в трубку и, нажав отбой, обращается к Малышке: — Иногда я ее ненавижу. Она начинает ревновать меня и устраивает черте что! Наверняка эта сучка специально открыла воду. Это мое проклятие. Но я должен ехать. Что мне делать? Он грозится подать на меня в суд.

— Ничего не понимаю. Ты можешь объяснить, что случилось?

— Жена. Когда она начинает ревновать меня, она включает воду и заливает соседей. Когда-нибудь я посажу ее на цепь. Прикую к батарее ее чертову коляску!

— Ах, Джонни! Она и так уже прикована, — печально выдыхает Малышка.

Теперь ей не только досадно, что феерия так внезапно оборвана, но и жаль бедную парализованную жену Джонни. Малышке нетрудно почувствовать то, что испытывает больная женщина. Ведь Малышка и сама так часто бывала обездоленной и обездвиженной жизнью из-за своих, в общем-то, не блестящих обстоятельств. И пусть это не реальное инвалидное кресло, но как часто нам портят жизнь наши инвалидные убеждения, наша неспособность вырваться из инвалидных рамок, навязанных нам близкими или дальними?

Так что Малышка могла это понять.

— А пусть. Мне надоело! — Джонни начинает истерить. — Пусть они ломают дверь, пусть! Я убью ее однажды! Не могу больше!

— Перестань, — говорит Малышка и отпускает Джонни. — Иди. Она нуждается в тебе больше, чем я.

Малышка опять делает то, что делала всю жизнь. Она приносит себя в жертву и чувствует свое моральное величие. Это моральное величие искупает ее унижение. Но это единственное доступное в данный момент счастье, и она мудро использует свой шанс.

За окном ветер и тишина. Такой тишины не бывает в Москве. Тишина от одного края Ойкумены до другого. В Москве вообще нет тишины. С одной стороны даже хорошо: чувствуешь, что вокруг люди, много людей. Кто спит, кто целуется, кто ругается. Десять миллионов людей. Кто-то рождается, а кто-то умирает. Кто-то только думает, что будет делать в жизни, а так и не сделал то, чего хотел, кто-то счастлив, кто-то думает, что счастлив. И вот ведь проблема: ощущение счастья внутри, а причины — есть ли разница, каковы причины для счастья? Если разница, почему ты счастлив? Потому, что эта девушка и правда любит тебя, а не твои деньги и квартиру, или потому, что она любит твой ум, тело, поступки? Какая тебе разница, что она в тебе любит, если то, что она делает для тебя, идеально тебя устраивает? Что она делает? Она всегда под рукой, она молчит, когда ты хочешь, улыбается, когда тебе скучно, у нее не болит голова, когда ты хочешь обладать ей. Ты даешь ей чертовы бабки не для того, чтобы она вытворяла то, что ей хочется, а для того, чтобы она держала себя в порядке, чтобы ты мог продолжать применять ее с удовольствием. А разве не все мы применяем друг друга?

Да-да! Каждый хотел бы бескорыстной удобной любви к себе. Это когда все для вас — только руку протяни, а с вас — ничего. Ну, или то, чего вам самим не жалко. Но так хотят все. А где те, кто будут стоять на полке в шкафу и любить по команде?

Таких нет, но каждый раз, когда мы встречаем человека, который говорит нам: «Я тебя люблю», — мы верим, что это такой человек, который будет счастлив пожертвовать собой. Просто так. Безвозмездно.

И некоторое время, пока он из вежливости живет в шкафу на полке, нас все устраивает. А потом ему надоедает, и он хочет слезть с полки. И вот тут начинается. Оказывается, что так он нам не нужен. И полетели ножи, вилки, стаканы, обвинения во лжи. Ты говорил мне, что любишь! Ты лжец!

Да нет. Не лжец. Он и сейчас любит.

Он любит, просто он не сказал, что именно он любит, а вы не уточнили. Вы сами придумали за него предмет его любви. Нельзя любить всего человека, можно только любить какую-то свою потребность, удовлетворяемую этим человеком или при помощи этого человека. И за это что-то делать для него в ответ.