Марсель Эме - Сказки кота Мурлыки

— Отпустите меня, господин кот, — взмолилась она. — Я всего-навсего маленькая мышка, я просто заблудилась…

— Мышка? — протянул кот. — Ну что ж, я тебя съем.

— Господин кот, не ешьте меня, я исполню любое ваше желание.

— Нет, лучше я тебя съем. Хотя, пожалуй…

— Что, господин кот?

— А вот что: я слеп. Возьми-ка мою беду, мою слепоту, тогда отпущу. Бегай по двору, сколько захочешь, я сам стану тебя кормить. В общем стоит согласиться — сейчас ты боишься моих когтей, а тут будешь жить да поживать в довольстве и покое.

Мышь призадумалась и попросила кота немножко подождать. Он добродушно отвечал:

— Разумеется, милая мышка, сначала как следует подумай. Я никуда не тороплюсь, что мне минута-другая? Решай сама, тебе выбирать.

— Но если я скажу «нет», вы меня съедите? — уточнила мышь.

— Без сомнения, милая мышка, без сомнения.

— Ах, лучше уж лишиться зрения, чем жизни!

Днем Дельфина с Маринеттой пришли из школы и очень удивились: кот лежал во дворе, и между его лапами преспокойно прогуливалась мышка.

Они удивились еще больше, когда узнали, что мышка ослепла, а кот прозрел.

— Это чудесное существо, — растроганно проговорил кот, — у нее доброе сердце. Заботьтесь о ней хорошенько.

— Не волнуйся, — отвечали сестры, — ей ни в чем не будет отказа. Мы вкусно накормим ее, а на ночь устроим ей постельку.

Пес тоже страшно обрадовался, что кот избавился от слепоты.

— Кот совершил доброе дело, — провозгласил он, — а добрые дела достойны награды!

— Да-да, — подхватили девочки, — он совершил доброе дело…

— Да-да, — замурлыкал кот, — доброе дело…

— А я? — пропищала мышка. — Как же я?..

Теплым воскресным вечером пес с котом дремали бок о бок в конуре, а Дельфина и Маринетта выгуливали мышку. Вдруг пес, принюхиваясь и рыча, привстал — видно, почуял на дороге чужого, потом вскочил и побежал к воротам. Мимо фермы, еле волоча ноги, тащился худой бродяга в отрепьях. Он бросил взгляд на двор, заметил пса и вздрогнул от неожиданности. Собравшись с духом, бродяга подошел поближе и прошептал:

— Пес, обнюхай меня… Узнаешь?

— Узнаю, — грустно склонил голову пес. — Вы мой прежний хозяин.

— Я дурно поступил с тобой… Если бы ты знал, как горько я раскаиваюсь, то, наверное, простил бы меня…

— Я вас прощаю, но лучше уходите.

— Стоило мне стать зрячим, как горести посыпались на меня ворохом, — не унимался бродяга. — Я ленив, к работе не приучен — только раз в неделю и поем досыта. А вот прежде работы не знал: крестьяне кормили меня, поили, жалели… Помнишь? Мы с тобой были счастливы… Хочешь, пес, я возьму обратно злую беду, твою слепоту, и ты снова будешь водить меня по дорогам?..

— Может, вы и были счастливы, а я нет, — возразил пес. — За усердие и дружбу я получал лишь пинки да тычки. Вы дурной человек. Теперь я это понимаю: новые мои хозяева — хорошие. Зла держать не привык, но поводырем вам служить не стану. И не беспокойтесь — я не слеп. Выручил меня из беды кот, добрый друг, а потом…

Бродяга, не дослушав, в сердцах ругнул пса и поспешил к нежившемуся на солнышке коту. Ласково погладив его по спинке, он вкрадчиво заговорил:

— Бедняжка, бедняжка, ах, какая жалость…

— Мур-р, — невозмутимо отвечал кот.

— Конечно, ты не прочь опять увидеть белый свет… Давай я возьму себе твою беду, твою слепоту, а за это ты будешь водить меня по дорогам.

Кот сверкнул глазами и без обиняков заявил:

— Был бы я слеп, может, еще подумал бы, но мою беду взяла мышка. Она очень добрая, расскажите ей, в чем дело, и она вам поможет. Да вот она, спит на камушке после прогулки с девочками.

Бродяга колебался, однако работа ради куска хлеба ничуть его не влекла и лень одолела так крепко, что он не устоял. Наклонившись над камнем, бродяга тихонько заговорил:

— Мышка, мышка, плохо тебе живется…

— О да! — вздохнула мышь. — Девочки очень милые, пес тоже, но я хотела бы своими глазами видеть белый свет…

— Я могу взять себе твою беду.

— Что ж, я согласна.

— А ты за то мне послужи: привяжем тебе на шею веревочку и будешь водить меня по дорогам.

— Дело нетрудное, — сказала мышь. — Куда скажете, туда и поведу.

Дельфина, Маринетта, кот и пес стояли у ворот и глядели на удалявшегося бродягу с мышью. Двигался он медленно, неверными шагами: ведь мышка была малюсенькая, веревка не натягивалась, и к тому же от малейшего рывка мышка вертелась веретеном, а слепой ничегошеньки не замечал. Девочки с котом ахали от жалости и страха. Пес дрожал, словно в лихорадке, — слепой шатался, спотыкался на каждом шагу. Сестры держали пса за ошейник, гладили его по кудлатой голове, но он вдруг вырвался и стремглав бросился к хозяину.

— Пес! — закричали Дельфина и Маринетта.

— Пес! — закричал кот.

Но пес летел, будто не слышал их. А когда слепой привязал к его ошейнику веревку, он привычно затрусил вперед и даже не обернулся, чтобы не видеть, как плачут девочки и его верный друг кот.

Однажды утром в каникулы Дельфина и Маринетта сидели на лужайке за фермой, разложив коробки с красками.

Краски были совсем новенькие. Дядя Альфред подарил их накануне Маринетте за то, что ей исполнилось целых семь лет, и девочки спели ему в знак благодарности песенку о весне. Дядя Альфред, уходя, тоже распевал от счастья, но о родителях этого нельзя было сказать. Весь вечер они не переставали ворчать:

— Скажите на милость! Краски! Это нашим-то двум шалопайкам! Чтобы они заляпали всю кухню и перепачкали платья! Краски! Мы что, художники? Во всяком случае, завтра вы мазней заниматься не будете. Мы уйдем на работу в поле, а вы соберете бобы на огороде и нарежете клевер для кроликов.

Пришлось девочкам скрепя сердце пообещать, что они будут работать, а к краскам даже не притронутся. На следующее утро родители ушли, а девочки отправились в огород собирать бобы. По дороге они встретили селезня, который, конечно, сразу заметил их печальные лица. Это был очень отзывчивый селезень.

— Что с вами? — спросил он.

— Ничего, — ответили девочки, но Маринетта всхлипнула, и Дельфина тоже. Селезень продолжал ласково расспрашивать, и они рассказали ему все: и про новые краски, и про бобы, которые надо собрать, и про клевер, который надо нарезать. Тем временем пес и свинья, слонявшиеся неподалеку, тоже подошли послушать, и все трое пришли в негодование.