Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

Вадим неумело сделал вид, что ее здесь не существует.

– Как, говоришь, я здесь оказался?

– На такси приехал.

– Без денег, что ли?

– Я за тебя заплатил. Таксист еще и содрал по полной, говорил, ты буянил во всю, – Капуста пытался не разозлиться, а Вадим пытался сделать вид, что он вообще в квартире в полном одиночестве.

– А Элька где? – спросила Алиса.

– Да с мамой со своей ебучей!

– Так, ладно, – подытожил многозначительный диалог Капуста, – сейчас мы все выпьем по анальгину, и поможем Лисе прибраться – скоро уже тетя приедет.

– А я и тут и не гадил, чтоб прибираться…

– Не будь дебилом, ну хоть раз!

– Сами вы дебилы проклятые, – пробурчал Вадим и пошел курить на балкон.

В Сочи Алиса прилетела с отцом. Они чуть не опоздали на регистрацию рейса, поэтому сидеть пришлось в разных концах салона. Всю ночь до этого они ругались: Алиса – попутно размазывая слезы по лицу и разбрасываясь непутевыми подростковыми угрозами направо и налево, а отец – аккуратно собирая Алисины вещи в чемодан. Он злился на дочь, что она довела дело до такого дурацкого оборота, на жену, которая оставила все финальные объяснения на его долю, на свою мать, не сумевшую обуздать внучку, на идиотский, дичайшего салатового цвета чемодан, не подчиняющийся его ППЦ.

«Носки – в туфли, куртку – сверху», – пытался думать он, а вырывалось:

– Бабушка не может за тобой уследить, ты же хуже младенца! А она так сильно любит тебя, что верит каждой твоей бредне!

– А вы меня не любите, что ли?!

– Еще как любим! – почему бокового кармана нет, почему липучка оторвана? – поэтому мы и вмешиваемся! Но доверия тебе, Алиса, нет никакого! Никакого, понимаешь?

Джинсы, джинсы, зачем столько джинсов?. .

– Бабу Нину не навещаешь, ты же знаешь, как ей тяжело?

– У бабы Нины слишком грустно…

– А покажи мне место, где не грустно!! – взорвался отец, увидев надорванную боковую ручку чемодана.

В самолете оба немного успокоились. Столкнувшись с Алисой на пути в туалет, папа отвел глаза и запыхтел. Это означало, что он переживает новую разлуку, а еще означало, что он уже немного начинает сомневаться в своем решении. Так всегда – по-настоящему ни в чем не сомневалась только мама. И хотя переделать уже ничего было нельзя, что-то злобное в Алисе заставляло ее прожигать отца взглядом.

«Пусть помучается», – мрачно думала она.

Приземлившись, оба ахнули от удивления. Можно было много читать заметок про будущую Олимпийскую столицу, масштабные реконструкции и прочее, но очутиться вместо спичечного коробка с душным залом ожидания и маленькой каморкой, до потолка забитой багажом, в настоящем аэропорту было действительно удивительно.

– А не были-то мы здесь всего-ничего, – пробормотал отец, подхватив Алисин чемодан с красивой вертушки раздачи багажа, – а тут уже Новые Васюки отстроили.

По всем правилам ППЦ, они быстро протолкнулись сквозь толпу галдящих таксистов, и сели на аэроэкспресс до железнодорожного вокзала Сочи, откуда уже можно было вызвать такси за разумные деньги и доехать до курортного городка Мамайка, где жила отцовская двоюродная сестра, к которой он и привез Алису.

Удобные кресла и вид моря за окном немного расслабил обоих, и отец в который раз стал рассказывать Алисе про ее тетку – какая она строгая и справедливая, и как он ее боялся большую часть жизни.

«Что ж вы меня ей так легко отдаете, такой страшной и строгой», – уныло думала Алиса, прижавшись щекой к стеклу. В Омске у нее остался любимый мальчик, любимые друзья, любимые места, звуки и запахи. Все, как когда-то в Сургуте. Жизнь снова повторялась.

– Мы с мамой тебя очень любим, – сказал отец, – и, если можно было бы поступить по-другому, мы бы поступили.

– Я же могла поехать с вами. И вы бы сами за мной присматривали.

– Алиса, тебе скоро двадцать! Начни своей головой уже пользоваться, наконец! И куда ты с нами поедешь, в Китай? А учеба – по боку?

– Дался вам этот Китай… Можно и у нас хорошо работать. А чем учиться в этом сочинском РГСУ, так лучше вообще нигде…

– Да ты и в Омске не смогла ни в один приличный ВУЗ поступить, так что помолчи. РГСУ твоего института Сервиса ничем не хуже.

Алиса молчала. Китай был, как всегда, маминой идеей. Маме нужно было наладить отношения с папой, а для этого нужны были кардинальные перемены, и простая смена обоев на кухне тут уже не помогала. И разговор похожий уже был – три года назад, когда Алиса с отцом ехали из Сургута в Омск, и все было один в один, только без моря.

А вот сейчас море было. Море синело под солнечным небом, голубело у рваных берегов, море резалось черными бунами и ширью бескрайней вливалось в горизонт, и Алисе казалось, что даже сквозь стекло она слышит его солоноватый, свежий запах.

– Все это уже было, – наконец, сказала Алиса. Перед глазами ее мелькали смутно знакомые из детства слова – Кудепста, Хоста, Мацеста. Полная тарабарщина.

– Было. Да только ты еще в прошлый раз должна была выводы сделать.

– Может, я и сделала…

– Может, и сделала, да не те.

Вчера, приступив к сбору чемодана, Алиса с отцом, усевшись друг напротив друга, стали копать яму. К утру яма стала уже такой большой, что, свалившись в нее, можно было убиться, даже не долетев до дна. На то, чтобы ее засыпать, уйдут годы, а отец пробудет с Алисой только сутки. Значит, останется еще одна яма из обид и упреков на Алисиной совести.

На следующее утро они с отцом пошли на пляж, и последние пару часов до его отъезда просто смотрели на море. Октябрь перевалил за середину, закрывались лавчонки со сланцами и надувными матрасами, редели лотки с горячей кукурузой, но пляжная жизнь продолжалась: степенно прогуливались по берегу пожилые парочки, знакомились друг с другом собаки на длинных поводках и их хозяева, вдоль берега бегали дети, а последние в этом сезоне туристы с воплями купались в остывающей воде.

– И сколько мне тут отбывать? – в который уже раз спросила Алиса у отца.

– Мы с мамой уедем на шесть – семь месяцев, потом вернемся обратно в Сургут. Тебе там, в любом случае, делать нечего, поэтому, если тут совсем не понравится, то можно будет в следующем году подумать о твоем обратном переводе. Но я пока не знаю. Ты, главное, учись, и веди себя достойно, чтобы мне перед тетей твоей не было стыдно.

– Уффф…

– Знаешь, я никогда здесь не был в это время года. Интересно будет тебе посмотреть на зимнее море! – грустно улыбнулся отец, и полез в карман за телефоном, чтобы вызвать себе такси на вокзал.

– Простите меня, – тихо сказала Алиса.

– Я не сержусь, доча, – так же тихо ответил отец и запыхтел. Через четыре часа он уже был в небе, и Алиса осталась одна.

Алиса возненавидела Сочи так же, как когда-то Сургут, а потом Омск – город ее детства. Ее раздражало замкнутое пространство маленького города, когда то тут, то там попадались на глаза одни и те же люди, фальшивое единство наций, чистые улицы, зеленая трава в конце октября. Хотелось закрыться от всего этого в темной комнате, но, решив, что все-таки быть Бабой-Ягой против всех будет слишком инфантильно, она старалась послушно посещать занятия, сдавать зачеты, нагоняя пропущенный за два месяца материал, но особо ни с кем не общалась, мало разговаривала с теткой, которая, к слову, тоже не спешила ее воспитывать и вопросов почти не задавала, вяло переписывалась с омскими друзьями, а все свободное время проводила на море. Так или иначе, море все-таки было главным сочинским плюсом, «фишкой», как сказали бы в Омске. Фишка эта пока нужного отклика в Алисиной душе не находила – она видела моря и покрасивее, и вообще больше тяготела к старинным зданиям и большим городам, но отклик мог проснуться позже, и момент этот нужно было не пропустить. Перед отъездом мама сказала, что если бы она жила на море, то ходила бы туда каждый день. Мамин голос часто звучал в Алисиной голове. «Как можно не любить море!» – восклицал он, и Алиса по-честному старалась, хотя и интуиция, и прошлый опыт подсказывали, что всех этих ее стараний – с учебой, со смирением – хватит совсем ненадолго.