Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Я уже рассказала!

– Стоило только заявиться новому человеку, так все просто рассыпались в учтивостях, – пробурчал Вадим, жуя лаваш.

– А мне сегодня так хреново, что я просто буду сидеть и молчать, так что на меня внимания не обращай, – сказал Алисе подсевший Паха, он же Павел.

– А шашлык разве не ты мариновал?

– Ну, талант не пропьешь…

– Гитару-то ты взял? – буркнул уже откуда-то сбоку Вадим. Вместо поддержания светской беседы он активно и бессмысленно перемещался по квадрату.

– Да вон она, в траве валяется…

– Ты любишь петь? – спросила Эля.

С непривычки Алиса тушевалась от повышенного к себе внимания и не знала, как себя вести. Хотелось быть собой и изображать кого-то другого одновременно.

– Я раньше занималась народным пением, но это было давно, – ответила Алиса, решив попытаться быть собой. Окружившие ее люди тоже были «своими». Своими настолько, что она уже заранее знала, что шашлык будет действительно вкусным, маджар веселым, а гитара, наверняка вся битая-перебитая, еще не раз сегодня пройдет по кругу. Своими настолько, что можно было вспоминать то, что давно уже вроде бы и забыто, своими настолько, что можно просто сидеть и болтать ни о чем, не боясь, что о тебе не так подумают.

– Вот это да! А мы с Вадей – представляешь? – тоже раньше занимались народным, только он у себя дома, а я здесь, в Сочи! Вот здорово, сегодня обязательно споем!

– Мы с моей мамой и отчимом пели в Новосибирском народном ансамбле, – зачем-то уточнил Вадим, – они до сих пор там поют.

– Да что ты там пел, у тебя со слухом-то беда, – фыркнул Капуста, подавая Алисе одноразовый стаканчик с вином.

– Заткнись ты уже, профессор кислого винища! Мне тоже этой дряни налей.

– Ты же говорил, что не будешь сегодня пить, Маяковский?..

– Я такого никогда не мог сказать! К тому же вино все равно детское…

– Вот я сегодня точно не пью, – прогнусавил Павел, цедивший бутылочку пивка, – так, лечусь…

– Лиса, ну как тебе вино?

Намеренно или нечаянно Капуста проглотил первый слог ее имени, от чего она невольно вздрогнула.

Угадай, кто?

Сколько раз уже ее имя становилось короче?

Где я?

Алиса протянула руку к стакану и вздрогнула еще раз. Эта рука – сколько лет ее хозяйке? Пятнадцать? Восемнадцать? Что за сумерки вокруг, что за воздух, что за небо? Разве вокруг – не серый, холодный Сургут, разве завтра не в школу? Нет. Тогда, может быть, веселый студенческий Омск? Сквер возле института? Нет же, не то, не там. Но эту руку, в таких же сумерках, с такими же голосами вокруг себя она уже видела. Угадай, где?..

Все начинается по новой.

– Ну, чего ты? – улыбнулся краешком губ Капуста, напомнив о себе.

– Да, так, вспомнила, – так же осторожно улыбнулась в ответ Алиса, – вино очень вкусное. Спасибо, что позвал меня сюда.

– Ты выглядела очень одинокой. Мне показалось, что нужно тебя спасать…

– Слушай, ну ты меня сейчас спасай, ладно? Где мой стакан, где мой шашлык? – влез между ними Вадим.

– А у тебя что, руки отсохли?

– Антируки, – сообщил Павел, открывая новую бутылочку «лекарства».

– Садись, я тебе сейчас всего положу, – сказала Вадиму Эля, мягко оттащив его от Алисы с Капустой, а потом повернулась к Павлу, – а ты не начинай, ладно? Сейчас вот эти все твои пьяные комментарии пойдут, они не всегда смешные, ты же знаешь.

– Антисмех, – ответил тот, – да ладно, Элька, сейчас напьемся, будем песни петь – все, как ты любишь!

– Да тут никто напиваться вроде не собирается, – вставила Алиса, хотя это, конечно, еще вилами по воде было писано.

– А это заранее вообще никто не знает, тут уж как выйдет, – подтвердил ее мысли Павел, – ты, вон, Исимбая спроси, как мы вчера не собирались напиваться.

– Кого?

– Меня, – важно ответил Вадим, – Исимбаев Вадим Викторович меня зовут.

– Ты чего-то совсем не похож на Исимбаева.

– Ага, – подхватила Эля, – у меня мама сначала так обрадовалась, когда услышала эту фамилию. Ну, она всегда хотела, чтобы я с татарином встречалась, по всем правилам. А потом, когда его увидела…

– То разобрадовалась! – глупо улыбнулся Павел, которому лекарство уже ощутимо давало в голову.

– Вроде того.

– Татары же разные бывают, – сказала Алиса.

– С такой арийской внешностью, как у меня, не бывает татар, – гордо заявил Вадим, – это фамилия моего отца. Про то, как он ее обрел, есть целая семейная легенда, но об этом сейчас я говорить не буду.

– А на самом-то деле, ты немец что ли?

– Ага, фашист, – бросил Капуста, расстилая у костра теплое одеяло, на которое сразу же звездочкой нырнул Павел, пропев: «Я упал спиной в траву, и в глазах облака».

– Так-то это для всех одеяло. «Лечиться» ты и на камушке можешь.

– У него в руках шприц, но он не врач, – ответил Павел и пьяно заржал.

– Хорошо, что мы его вовремя мясо заставили мариновать, – криво улыбнулся татарин с арийской внешностью, – Залечится он сейчас тут, тащить его домой потом…

– Ладно, – вздохнул Капуста, – с пьяными телами обращаться научены. Дотащим.

– А что, большой опыт? – спросила Алиса, жуя шашлык «по-Павловски», который действительно был отменным.

– Да не то, чтобы большой, но имеется… Отец любит засыпать где-нибудь не там… То на кухне, то на лавочке возле подъезда… Нет, не часто, конечно… Но раз в месяц мы его стабильно с мамой с кухни до спальни тащим.

– Как он устает от вас, бедный, – вставил Вадим, – целый месяц терпит вас, терпит, потом, нервишки-то сдают, конечно.

Капуста отмахнулся.

– Ты сама откуда? – спросила Эля, подсаживаясь к Алисе.

– Из Омска.

– Мы там были на могиле Летова, – сказал Капуста, протягивая Алисе очередной стаканчик с «детским» вином, – вот с этим были. Вообще, мы сначала не собирались, а потом как-то все закрутилось – вокзал, билеты, а проснулись уже в Омске.

Вадим призрачно хмыкнул в темноте, на секунду сверкнув зубами. Тьма накрыла пляж как-то неожиданно, особенно учитывая неиссякаемое количество маджара, вновь и вновь разливающееся по пластиковым стаканчикам. От костра расходились волны дымного тепла, а настоящие, морские волны мирно шелестели неподалеку. На одеяле посапывал зародышем залеченный в хлам Павел, Вадим периодически щипал свою подружку, на что она заливисто похохатывала, а Капуста подкладывал Алисе в тарелку то мяса, то лаваша, иногда как бы невзначай беря ее за руку. И Алиса вдруг поймала себя на мысли, что уже давным-давно ей не было так просто и хорошо одновременно.

– Тебе Летов нравится? – спросил ее Вадим.

– Не очень. Из старого больше что-нибудь потривиальней – «Алиса», «Агата Кристи»…

– Алисе нравится «Алиса», как мило, – протянула Эля. Щеки ее уже приобрели цвет маджара.

– О! А мой отец, когда был молодой, как-то Кинчева пьяного видел в Москве. Он на лавочке спал, – сказал Вадим.