Дмитрий Нержанников - Красное дерево, или как путешествовали в лихие 90-е

…Мы откладывали «приём пищи» на завтра, на завтра и опять на завтра…

Наконец мы решились.

Стороной обошли дом директора, который тот выстроил у самого входа в заповедник и долго стремались маячившей на вершине холма машины. Потом спустились в чашу Казантипа и пошли по левому её борту, к морю. Вокруг работали нефтечерпалки – нечто среднее между животным и механизмом… И богомолом. Американцы качали из недр Казантипа нашу нефть. Наверное, на эти деньги директор заповедника и выстроил себе дом.

Наконец мы вышли на длинный, ветреный мыс, разделили грибы на две части и съели, запив лимонадом. Долго я ещё зачем-то тащил эту бутылку, и долго казалась она мне невесомой.

…Мы искали бухту, где однажды нам было хорошо…

И вот уже краски заиграли, и море зазеленело, и травы зашевелились и облака…

И вот мы идём…

Слева – море, справа – скалы, вокруг – солнце, ветер, сентябрь…

Началось!

Через десять минут бухта сама оказалась на нашем пути, хотя идти до неё не менее двух часов.

Мы вошли в неё и легли на тёплый песок. «Лучше всего – пьяный сон на прибрежном песке», – как говорил Рембо.

И вот мы лежим…

И останавливаем взглядом летучие облака. И они, летучие, останавливаются. И стоят на месте. Кусками.

И вот явились мне богомолы и иже с ними… И прочая тварь. Пауки, кузнечики, колючки, шипы живые… И всё это ползёт, цепляется и тянется снизу вверх…

И даже розовые тоннели уже заполнены ими… И уже нет розовых тоннелей, а только одни Они…

Я испугался. Я открыл глаза. И уже больше не закрывал. Видно, предстоят Великие Битвы…

Если верна моя мысль про Вечное Путешествие, то Они могут там встретиться. И даже, наверняка, встретятся. Надо быть готовым к этому. Во-первых, надо научиться бороться с Ними, а, во-вторых, нужно Их туда не пускать!

Стереть этого сраного богомола с камеры и не снимать их никогда. И воспевать только солнце, море и счастье. Тогда твоё Вечное Путешествие будет приятным и счастливым. Нужно культивировать позитивные вибрации.

Это мысли. Причём, про культивирование Позитива я знал ещё с первого раза, но забыл. А теперь вспомнил опять.

…Колбасит так сильно, что уже даже надоело.

Здесь – свои боги. Это Боги Сухой Травы. И нельзя их назвать слишком уж гостеприимными. Всё дело в том, что на Казантипе смешалось слишком много богов, и выжили лишь сильнейшие. И они, действительно, сильные. И страшные.

А я пока ещё слишком слаб для контакта с ними. Я прошу их отпустить меня, и они отпускают.

Я всё время гляжу на солнце. Тороплю его ход по небу. Ведь к закату всё должно закончиться. Но солнце ещё слишком высоко в небе, и, похоже, оно и не собирается закатываться.

…Лицом в море, к берегу спиной стоит скала. Я вспоминаю одного из своих друзей, который однажды высказал пожелание камнем вечно лежать на дороге. Но он же не мог знать, что я уже видел его – камнем! Ещё тогда, в Ай-Тодоре.

Совсем неплохо быть камнем. Или скалой. Без страсти, без времени, без страха. Без начала и конца. И чтобы было красиво вокруг. Такое вечное псилоцибиновое телевидение: море, птицы, волны…

Кстати, о птицах. Одна из них, похоже, чайка, уже несколько минут летает прямо передо мной. Одновременно и с этой, и с той стороны скалы. Как будто скала прозрачная. Или её вообще нет. Птица так бешено машет крыльями, что становится похожа на мультипликационного персонажа.

И она не может улететь!

Потому что я её не отпускаю. Она мечется в моём поле зрения, одновременно близко – можно достать рукой, и в то же время далеко – метров двести.

Я даю ей разрешение улететь, но лишь для того, чтобы проверить свою власть над ней. И она улетает!

Но я тут же даю ей мысленный приказ вернуться назад, и она послушно возвращается!

Это невероятно, но это чистая правда. Я сам поражён.

Больше я её не мучаю, и она исчезает.

Рядом лежит жена. Мне начинает казаться, что мы ведём мысленный диалог. Я помню, что она хотела трахнуться под грибами… Но неожиданно я становлюсь очень трезвомыслящим. Если мы сейчас трахнемся, то, конечно же, без презерватива. А это значит, она может зачать. И родить. Кого? Может родиться, как гений, так и урод… И тут возникает Бог. И одновременно – искушение. «Если веришь в меня, то – давай!» А если вера слаба?..

Я вдруг ясно увидел, как из её влагалища вылезает нечто уродливое и ужаснулся. Нет. Нет половой близости!

А потом смалодушничал, переложив ответственность на неё: «Если ты меня слышишь, если хочешь этого, то скажи вслух «да».

Молчание.

А ведь я был уверен, что мы разговариваем…

Потом мы попробовали поиграть в телепатию. Проверить, работает ли она под грибами. Я загадал слово «любовь», а она сказала «собака». Потом она загадала слово «море», а я сказал, что хочу просто поссать. И чтобы она не думала, что я с какой-то иной целью демонстрирую ей свой член.

Ладно, хватит этих глупостей. Пойдём бродить по дорогам.

Мы вышли из бухты и пошли вверх по холму, по грунтовой дороге, вглубь полуострова. Было легко и весело. А меня всего трясло от предчувствия и близости чудес.

Мы медленно, как ползучие растения, шли в гору. Отчего-то пришла в голову песня: «Стоит солдат, и словно комья застряли в горле у него…» Я вдруг эти стоящие комья себе представил, и стало мне так смешно, что спасу нет. Я хохочу, а Наталья на меня смотрит и ничего не понимает. А я представил себе, как мы со стороны смотримся, и ещё сильнее захохотал. До судорог в животе и тех самых комьев в горле. Хотя песня, конечно, печальная…

И вот идём мы всё выше и выше, едва ноги переставляя. Я от смеха корчусь, Наталья на меня с идиотской улыбкой смотрит и тоже время от времени сдержанно хихикает.

Потом я представил себя луноходом. Потом батискафом. Потом дал задний ход. Потом опять передний. Потом нам надоело ехать по дороге (хотя я точно помнил данный себе ещё в бухте зарок – не сходить с дороги, дабы не залезть опять куда-нибудь на обрывы…), и мы свернули с неё влево, а потом полезли на какую-то поросшую сухой травой скалу. Лезли мы очень осторожно, подавая друг другу руки и ноги, и вскоре оказались на плато. Появилось ощущение, что ты плывёшь или медленно-медленно летишь над поверхностью древнего моря. Оно усиливалось из-за того, что под ногами постоянно встречались ракушки, раковины, окаменелости, осёдлости, незнаемости, великолепности. Почти любой камень, поднятый с земли мог рассказать потрясающую историю своей жизни. И рассказывал!

– Да… Ничего себе, заповедничек!.. Встретить бы сейчас вчерашнего директора… Я бы его спросил: «А вы-то хоть сами понимаете, что вы тут охраняете?!»

– А если бы он спросил тебя, что ты тут делаешь, – отозвалась Наталья откуда-то издалека.

– А я бы ему сказал, что мы – вулканологи. Занимаемся тут поиском окаменелостей и отложений. Вот, посмотрите, какое хорошее отложение, – сказал я, поднимая с земли какую-то странную штуку.