Михаил Лидогостер - Экспресс на Наарию. Сборник рассказов

Пытаясь подтвердить свою догадку, Эйтан посмотрел на предплечье Маркуса. Кожа на нем была чистой. Никаких номеров. Или следов от сведения татуировки. Словно почувствовав его взгляд, старик произнес:

– Номера там писали на одежде.

Эйтан не знал, что ответить. Да и что тут скажешь? Любая фраза прозвучала бы фальшиво.

– Иногда я целыми днями прокручиваю в памяти лица солдат, – задумчиво пробормотал Маркус. – Тех, кто освободил лагерь. Пытаюсь вспомнить, как они выглядели. Все думаю: а что если Сэлинджер был среди них? И я даже пересекся с ним взглядом? – Старик облизал пересохшие губы. – Порой мне кажется, что так и было. Но потом проходит время, и я начинаю сомневаться. Вдруг мне только показалось? Мы ведь были так истощены, что уже почти не различали грань между сном и реальностью. – Он наклонился вперед, словно хотел проверить, не развязались ли шнурки на туфлях. – Солдаты выдали нам автоматы, чтобы каждый мог свести счеты со своими мучителями, но мало у кого остались силы, чтобы стрелять… Правда, находились и те, кто, несмотря ни на что, делал это голыми руками…

Старик все рассказывал и рассказывал. Вспоминал какие-то чудовищные детали. И чем больше он говорил, тем сильнее его голос становился похож на поминальный кадиш.

Эйтан боялся вставить слово, чтобы не спугнуть это внезапное откровение.

Теперь они ехали вдоль берега моря. Глядя на его черную поверхность, он думал о том, как этот ужас может быть правдой? Откуда у людей могло взяться такое зверство? В чем здесь ошибка?

– Пишут, что увиденное в лагере навсегда сломило Сэлинджера, – голос Маркуса вывел Эйтана из задумчивости. – Хотя кого бы это не сломило? Удивительно, как он вообще не потерял способность писать…

Поезд проехал Акко. До конца маршрута оставалось чуть меньше четверти часа.

– Как же ты выжил в этом аду? – спросил Эйтан.

Старик положил руки на трость и покачал ее из стороны в сторону.

– Я просто обманул ангела смерти, – ровным голосом ответил он.

Ответ прозвучал настолько буднично, что Эйтан тут же вспомнил предостережение Мири. Впрочем, чему здесь удивляться? В таком возрасте и обычные люди впадают в маразм, а уж после всего, что выпало на долю Маркуса…

Эйтан подумал, что, возможно, «ангел смерти» – всего лишь образ, но старик быстро развеял его предположение:

– Не помню, когда именно это случилось, – Маркус кашлянул и протер рот платком. – Просто однажды я вдруг почувствовал… Что-то едва уловимое. Легкое, как дуновенье ветра… – Он сложил платок и сунул его в карман. – А потом осознал, что могу помешать . Конечно, я не мог спасти всех. Но некоторых все же удавалось…

Эйтан понял, что старик заговаривается, и решил не тревожить его лишними вопросами. Ангел смерти – так ангел смерти. Пусть себе говорит, что захочет. Пережитое Маркусом настолько чудовищно, что невозможно представить, какой ад творится у него в душе.

Последние минуты пути прошли в тишине. Каждый думал о чем-то своем. Вскоре объявили, что поезд подъезжает к конечной станции. Когда он остановился, Эйтан с Маркусом пропустили вперед немногочисленных попутчиков и вышли следом за ними.

Воздух в Наарии пах совсем не так, как в Тель-Авиве. Здесь отчетливо слышался запах моря. Дышалось легко и свободно.

Эйтана вдруг охватило странное чувство, будто весь его жизненный путь вел к этому единственному моменту. Разлитая вокруг тишина оглушала. Мир казался хрупкой стеклянной перегородкой: ударь посильнее – и все разлетится к чертям. Расколется на тысячу осколков, обнажая изнанку бытия.

Они прошлись по перрону. Людей вокруг почти не было.

На выходе из вокзала Маркус спросил:

– Так ты живешь в Наарии?

– Жил… – после небольшой паузы ответил Эйтан. – Раньше.

– А зачем приехал?

Эйтан почесал в затылке. И действительно, зачем? Чтобы разрубить узел, связывающий его с детством? С родителями? Со всем, что вмещалось в его представление о самом безмятежном времени и периоде жизни?

И что с того, что на вырученные со сделки деньги можно сделать первый взнос за ипотечную ссуду? Так ли уж необходимо жить в центре? Обходились же они с Авиталь раньше…

– Пытаюсь продать родительскую квартиру… – тише, чем обычно, сказал он. И сам удивился тому, как нелепо это прозвучало.

– Ясно, – протянул Маркус. – А давно родителей не стало?

– Давно.

Старик закивал, но больше не проронил ни слова.

На привокзальной площади дежурили несколько таксистов.

В уголках губ тлеющие огоньки сигарет. В руках неизменные стаканчики с кофе.

Эйтан подвел Маркуса к ним. Старик назвал адрес. Один из водителей кивнул и подтвердил заказ.

– Что ж, – Маркус протянул Эйтану руку, – спасибо, что проводил.

Рукопожатие вышло неожиданно сильным.

– Не за что, – ответил Эйтан. – Не забудь позвонить Мири.

– Конечно.

Маркус подошел к раскрытой двери. Искры в его глазах подернулись пеплом. Он выглядел очень уставшим.

– Знаешь, – обернувшись, сказал он, – я ведь после войны направил ему несколько писем.

– Кому? – удивился Эйтан. – Сэлинджеру?

– Да. Хотел узнать, он ли это был.

– И что?

– Ответа, разумеется, не последовало.

– Ну, слушай, – Эйтан повел рукой. – Представь, сколько ему приходило корреспонденции! Он ведь к тому моменту уже стал знаменитым писателем. Может, просто не получил.

– Может, и не получил, – Маркус бросил трость на сиденье машины. – Но, мне кажется, дело не в этом. – Старик сжал зубы и посмотрел куда-то в сторону. – Думаю, что всю оставшуюся жизнь он старался забыть о том, что увидел в Дахау. Поэтому и не ответил. Боялся, что эти воспоминания утянут его за собой. А может, именно так и случилось. Иначе чем объяснить это затворничество на самом пике славы?

Проводив такси взглядом, Эйтан направился к ближайшему продуктовому киоску. Купил немного хлеба, чтобы с утра поджарить тосты, пачку кукурузных хлопьев и пакет молока. В квартире еще должен был оставаться кофе. Прошлый раз они приезжали вместе с Авиталь и провели в Наарии все выходные. А представить, чтобы она начала утро без кружки кофе, совершенно невозможно. Скорее люди переселятся на Луну.

Как заядлый курильщик обустраивает тайники с сигаретами, так Авиталь запасалась кофе. Даже если знает, что в банке еще осталась пара ложек, все равно купит новую. А вот сахар она не покупала никогда. Не то чтобы сильно следила за здоровьем, просто не любила. Зато всяких добавок к кофе у нее водилось море. Корица, кардамон, ваниль. Баночки с этими ароматными специями занимали целую полку на кухне.

Плюс сиропы. Кленовые, шоколадные, миндальные. В общем, когда Авиталь бралась за приготовление кофе, начиналось настоящее шоу. Эйтан часто предлагал ей открыть кофейню (хотя бы небольшую, на пять-шесть столиков), но она все отшучивалась. Дескать, одно дело готовить для себя и близких, другое – для чужих. Ставить творческий процесс на производственные рельсы Авиталь категорически отказывалась. При таком подходе неизбежно теряется вся магия, считала она. Готовить нужно с любовью, а это товар штучный.