Андрей Стрельцов - Несколько дней из жизни следователя. Осень

– Сейчас хочу вызвать.

– Сейчас? Ты на время смотрела, подруга? Собираться уже пора!

– Ну, до кого успею – дозвонюсь…

– Трудоголичка хренова! – беззлобно сказала Надька.

Я стала обзванивать те телефоны, которые были в райотделовском деле. На удивление дозвонилась до потерпевшего и вызвала его на девять утра понедельника. При этом еще минут пять убила, чтобы объяснить ему, что дело теперь в управлении, у другого следователя – у меня, то есть – и что надо его – то есть, потерпевшего – передопросить. В разъяснения о том, для чего это надо – потому что первый допрос в деле никуда не годился – я пускаться не стала. Потом, опять на удивление, дозвонилась до следователя, чье это было дело, и узнала у нее номер опера, который, правда, хоть и сотовый, не отвечал. Остальные вызовы пришлось отложить на понедельник. Вернее, попытки организовать вызовы.

…А вот, что я сделаю, – подумала я, все решив секунды за три. Поеду-ка я к дяде Альберту – вот что! Позвонить! Обшарила себя в поисках сотового – безуспешно. А – в плаще! Подскочила, залезла в шкаф, выудила из кармана телефон, стала искать номер. Нашла.

– Дядя Алик! Это – Таня, здрасьте!.. Как вы?.. Да, спасибо… Нет, пока никого еще… Ну, так у нас правовое же государство… Чтоб кого засадить, столько бумаг исписать надо… Да-да-да… Ага… Дядь Алик, я что звоню… Ну, да! Можно?.. Ой, спасибо!.. Да, к вечеру подгребусь… Ага, до скорого… Ага… Хорошо…

Вот! И пошло оно все! Свалю в горы! На двое суток! И нет меня! Кошка сдохла, хвост облез! Нет меня! И не было никогда…

Мне значительно повеселело… Двое суток… Вечность практически. Все выходные… И что я сразу не додумалась? Еще же собиралась, позавчера думала… И Минкины понедельником отменены – счастье!..

Я выключила компьютер, собрала бумажки со стола и скинула их в ящик, придвинула к себе раскрытое райотдельское дело, поставила на него локти, положила подбородок на скрещенные пальцы и стала ждать, тупо лыбясь.

– Чё лыбишся? – спросила Надька.

– Пятница…

– Дошло до утки!.. К концу дня – поздравляю!

– Ну, лучше поздно, чем… никому.

– Вот это – твой случай, это точно! Придумала что-нибудь?

– Ага…

– Что?

– Поеду к дяде, по горам похожу, по долам…

– И почему я не удивлена?..

В шестнадцать тридцать две, в соответствии с трудовым законодательством и даже заработавшись на две минуты, я вышла на улицу. Солнышко, тепло, и дождя как и не было… Подошла к машинке, открыла, забралась внутрь… Ну, давай, маленькая, заведись, плиз… Завелась, вот ты, радость моя! Спасибочки… Лапочка моя, зелененькая… Я дернула открывалку капота, вылезла наружу… Дура! Масла уровень собралась посмотреть! Открыла капот, захлопнула, вернулась за руль – ну, должно быть еще нормально… Когда я там проверяла-то? Да недавно совсем… Вылезла снова, сняла плащ, бросила его на заднее сиденье, снова уселась за руль. Пусть погреется… Включила радио, выключила; включила кассету… Да… Фармер… Да… Почистила дворниками лобовик от воды и листьев, жду…

Минуты через три я медленно вырулила на проезжую часть и покатила домой. Поднялась к себе, переоделась. Вызволила из недр шкафа сумку – собирать вещи… Так, что взять-то? Ну, да – стринги, еще одни – тогда будет и палатка и спальник… Да, полотенце захватить – в баньке поваляться. И деньги… Деньги-деньги… Черт, что ж так мало-то осталось?.. Ладно, до зарплаты у папки перехвачусь… Ну, ладно, не скучай! – это я собачке, которая у меня в прихожей на полке сидит, дом охраняет. Почесала ее за ушком, вышла, закрыла все замки, стала спускаться вниз… «Я королева красоты, я родилась на свете…»

Хорошо все-таки осенью – машин на дороге мало, почти никто из города не выезжает. Никакого сравнения с летом… Вышла на трассу, качусь себе, по сторонам любуюсь… Красотища, все-таки! Листва еще не вся опала, холмы, перелески – желтые, красные пятна, попадаются даже кое-где еще зеленые… Небо чистое, надо же – распогодилось…

Чем дальше от города, тем места становились красивши, а воздух свежее. Начинались горы. Я еще сбросила скорость. Все-таки, осень – это нечто! Красота неописуемая! Черт, ведь и осень-то почти уже заканчивается, а я даже из города не выбиралась! Вот так и жизнь вся пройдет, а что было?.. Всегда все на потом откладываешь… За город выбраться, в кино сходить, мужику перезвонить… А потом – смотришь: «Уж зима катит в глаза…» Ладно – молчи, грусть, молчи…

Совсем же забыла – отметиться же надо! «Алло, пап, это – я!.. Слушай, я к дяде Алику поехала… Да, ну да… До воскресенья… Ну, взбрело… Хорошо, конечно… Что?.. А, да-да… Передам. И это тоже!.. Пока, давай!» Отметилась. Все – теперь ни для кого нет меня! И телефон отключить, нах!

Через полтора часа я добралась до места моего назначения. Поставила машинку на обычном месте напротив ворот, вылезла, потянулась… Хорошо. Дом стоял на улице, которая изгибами взбиралась в горку, так что вниз открывался вид на часть поселка и окружавшие его желто-красные холмы. За холмами уже поднимались горы, поросшие темными елями. Даже только для этого стоило сюда приехать, чтобы вот так стоять, уперевшись руками в капот, глядеть вдаль, где тайга волнами уходит к горизонту, и дышать чистым осенним воздухом. Ну, а зимой стоит приезжать даже для того, чтобы не забывать, что настоящий цвет снега – белый.

Я достала сумку с заднего сиденья, при этом там с предвкушением звякнули бутылки – мы с дядей Аликом предпочитаем водочку. Тем более после сегодняшнего – мне сам бог велел напиться. Одну бутылку нам с дядей на сегодня-завтра, одну – ему в оплату за постой, такая традиция. Калитка в воротах были приоткрыта, и я вошла через нее. В гараже на том месте, где предполагалось стоять машине, размещался большой бильярдный стол. Шары ожидали, предупредительно уложенные в треугольник. Я разулась и по деревянной лестнице, ступеньки которой с моего последнего приезда успели обить ковролином, поднялась в дом. Внутри было уже темно, свет не включен, только видно, что на кухне горела подсветка над стойкой, и в полголоса бубнил телевизор.

– Эй! – позвала я. – Энибади хоум? [6] Есть кто дома? (англ.)

Ответа не было. Я аккуратно поставила сумку на пол, стянула куртку и повешала ее на вешалку. Тут же висел дядин старинный неизвестного цвета, бесформенный плащ с капюшоном, который он таскал почти в любое время года. Значит – дядя был дома. Я прошла на кухню, определила одну из привезенных бутылок в морозильную камеру, а вторую – просто в холодильник. Осмотрелась. На плите что-то аппетитно шипело в большой закопченной чугунной сковороде с деревянной ручкой и ненормально большой полусферической крышкой. Я давно подозревала, что эта сковорода старше меня в несколько раз, и тайно мечтала выпросить ее у Алика. Однажды я проговорилась, так он дал мне понять, что – только через его труп, мы чуть не поругались. Чем-то он был привязан к этой посудине, но чем – я даже примерно не догадывалась. Рядом на столе были следы недавней и интенсивной готовки: разделочная доска, какие-то кости, картофельные очистки, обрывки зелени, открытые банки со специями и надкусанный бутерброд с ветчиной и сыром посреди всего этого. Я приподняла крышку, в ушко которой была забита бутылочная пробка, так и есть – свинина с картошкой! Прелесть, почти готово! С приездом я угадала. Помешала варево – потому что это было именно варево, в жирном бульоне, кипящее – деревянной лопаткой, такой же старой, как и сковорода, и сделала огонь поменьше – пусть доходит.