Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

Ася появилась часа через три. Я выдала ей Сашку и пять рублей, которые сунула мне тетка из толпы, осуждающе глядя на меня и добавив: «Это на ребенка, понятно?» Понятно, чего уж тут непонятного. Ася ушла, и вернулась через двадцать минут. Между пальцев у нее торчало и текло мороженое, а Сашка подозрительно выглядывал из-за спины, сидя в станке. Потом она еще ушла, и вернулась с двумя горшочками из кафе рядом, в горшочках было мясо с картошкой. Мы стали есть все это, поставленное на асфальт; вокруг нас сидели какие-то хиппи, один, воспользовавшись моментом, схватил Александрову гитару и затянул пинкфлойд; Сашка хватал девочек за волосы и неприличные места. Движение вокруг нас замедлялось, и люди объясняли друг другу, что это цыгане. Иногда спрашивали меня, я на все кивала.

Через день Ася снова сгрузила нам Сашку. Не знаю, как ей это удалось. Вероятно, просто сняла его со спины вместе со станком. С ней был стриженый молодой человек, он шевелил мускулами и имел синяк под глазом. К счастью, вскоре после ее ухода появился Даймонд из Гурзуфа, он подошел к нам на правах старого знакомого и жизнерадостно осведомился, где «эта прости меня господи». Потом он взял у меня Сашку, и у него на руках тот сразу заснул. Он не просыпался все время, пока мы пели – уже у меня на руках, потому что Даймонд скипнул; и я, боясь шелохнуться, держала эту бомбу – белокурого ребенка, о котором я ничего не знаю, и, дай бог, не узнаю никогда. Даймонд потом еще появился, как раз когда Сашка все-таки проснулся; все Даймондовы ухищрения с целью усыпить его обратно остались втуне. Зато я смогла подменить Александра.

Жизнерадостность Даймонда не знала предела, и комплимент, преподнесенный им мне, остается вне конкуренции – он сказал, что я выгляжу на десять тысяч долларов. Ася не вернулась, и мы отвезли Сашку в Симеиз и вручили Нику. Они там все очень обрадовались.

ДРУГ

– Да иди ты на хуй, гомосек!

– Не ругайся, блядь, матом, распиздяй!

Смех.

– Кругом, блядь, девки неёбаные… а он, с-сука, блядь… Я в твои годы вот этими руками! вот этими, блядь! руками!.. а они, с-сука…

– Да хватит, гомосек…

– Щас я тебе покажу гомосека… вот этими, блядь, руками…

– О!.. а здесь кто-то сидит.

– Хто!

– Я, – сказала я.

Двое прошли мимо и остановились, дожидаясь третьего, который встал перед камнем, где я сидела, и нагнулся к моему лицу.

– Говорил я – девки? – Он повернулся к ним.

– Ладно, пойдем, – сказали ему, и один подошел. – Извините его, он пьян. Пойдем, гомосек.

– Я тебе щас покажу – пьян! – Он замахнулся, и подошедший, смеясь, уклонился. Он повернулся ко мне: – Ты откуда?

– Отсюда, – сказала я. – Или из Минска, как вам будет угодно.

– Из Минска? – он посмотрел на меня, склонив голову. – А ты не врешь? ладно, я так. Как тебя зовут?

Я сказала. Он хлопнул себя по колену.

– Точно, – сказал он. – Это судьба. Иди! – он обернулся к ожидающему его. – Иди отсюдова, я остаюсь! Чё зубы скалишь? Я ее искал, и не нашел. А теперь судьба нас свела. Иди-иди! – Он подтолкнул того. – Ништяк, – это мне.

– Ладно, догоняй, – сказал наконец тот и скрылся в темноте.

Он повернулся ко мне.

– Ништяк, – сказал он еще раз.

– А что случилось? – спросила я.

– Разреши, я с тобой присяду, – сказал он. Я подвинулась, и он примостился рядом. Не думаю, чтобы ему было удобно. – Случилось? – сказал он. – Да нет. Просто – дело есть. Я давно хотел с тобой познакомиться, мне про тебя рассказывали. Ты с красноярскими здесь, да? Ну, точно.

– Мы с тобой, по-моему, уже знакомы, – сказала я.

– Да? Как так?

– Наверху, – сказала я, – на дороге. Неделю назад, ночью, когда кто-то кого-то бить собирался…

– Стоп, – сказал он. – Есть. Что ж ты мне тогда не сказала? Я б тебя так просто не отпустил. – Он повернулся ко мне. – Слушай, – сказал он. – А чего тебя туда понесло?

– О! – Я засмеялась. – Это удивительная история, – сказала я. – Тебе правда интересно? Я могу рассказать.

– Валяй, – сказал он. – Рассказывай.

Я вдохнула и засмеялась.

– В общем, я написала «Марсельезу», – сказала я.

– Да? – сказал он. – А я думал – Руже де Лиль.

– Да? – сказала я. – Я не знала. Нет, это другая «Марсельеза». У меня в «Марсельезе» мой любимый друг Вася Ханкин сражается за любовь на баррикадах. Ну, не только он, но он тоже. И надо же, чтобы он был как раз здесь – я его три года не видела, – и как раз в этот вечер! – Я засмеялась. – Наверное, я не совсем понятно рассказываю? – Я расхохоталась. Он сказал: – Ништяк, – тоже посмеиваясь, глядя на меня. – В общем, дело в том, – сказала я, борясь со смехом, – что Васины друзья прочитали мою «Марсельезу» и узнали Васю… а Вася не читал «Марсельезу»! Он не знал, что это я написала, иначе, честное слово, он постарался бы быть повежливее… – Я расхохоталась. – Слушай, по-моему, у меня ничего не получается! Это невозможно рассказать, честное слово – это кайф! Попросту говоря, Вася был не в курсе дела моих добрых чувств к нему, и он обиделся, а я… я тогда тоже как обиделась!..

– Телега, – сказал он, глядя на меня и посмеиваясь. – Люблю телеги. Я тоже не в курсе дела, и ничего никогда не читаю. Да и фиг с ним. Ты увидела тогда то, что хотела?

– О! – Я справилась со смехом. Я сказала серьезно: – И более того! Там было такое братство – конечно, никаких гопников, одни хиппи, и всякие панки, пьяные… И трезвые тоже! И девочки! Я, понимаешь, шла на подвиг. И тут, бац, столько людей, и все шли на подвиг… Это дурдом, и очень смешно, но это очень трогательное зрелище… а самое главное, что никакого подвига не потребовалось, и это кайф. А потом пришли те трое, которых избили на дискотеке, – оказывается, им только пообещали, и они сидели на автобусной остановке и боялись. А, – и еще сигарет ни у кого не было, какой-нибудь бычок проходил через десяток рук… Ну и вот, все пошли обратно, всячески ругаясь. Но это была юношеская бравада, потому что стоило идти на подвиг, чтобы увидеть такое. В общем, все были довольны, конечно, что так вышло.

– Еще бы, – сказал он. – Еще бы они были не довольны. Да и фиг с ними. Знаешь, что мы сейчас будем делать?

– Что?

– Мы пойдем в гости. Я тебя приглашаю в гости.

– В гости? – Я задумалась. – А ты далеко живешь?

– Хрен со мной, – сказал он. – Если б я тебя к себе приглашал, я бы так и сказал. Мы в гости пойдем. Ты любишь ходить в гости по ночам?

– Я не пробовала, – сказала я. – А ты думаешь, они будут нам рады?

– Они будут счастливы, – сказал он. Встал.

– Идем.

– Идем, – согласилась я.

ГОМОСЕК

В первых гостях была такая же тусовка, как у Ника, только поменьше, человек шесть. У них был костер – редкость в Симеизе, где при таком количестве деревьев почему-то мало дров, – и на костре что-то варилось все время, пока мы там сидели. Он рассказывал про каких-то людей, а они ловили каждое его слово, и то и дело принимались хохотать. Наверное, он и правда интересно рассказывал, но я не знала людей, о которых шла речь. Ко мне подсел какой-то мальчик и, узнав, что я из Минска, попытался пообщаться на тему каких-то еще знакомых, но я их тоже не знала. От того места, где я сидела на камне, мы шли сюда какой-то тропой, то и дело пытающейся встать на дыбы и сбросить меня в море, – не меньше часа. Ну, может, полчаса – но долго, достаточно. Я как раз раздумывала о том, что, кажется, не очень люблю ходить в гости по ночам, когда он вдруг встал и сказал мне: «Пошли». Все стали уговаривать нас остаться, кто-то сказал, что вот, молоко уже наготове, он сказал: «Да и фиг с ним. Или, может, ты хочешь?» – повернувшись ко мне. Я не хотела, и мы пошли.