Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

– Но зато потом! – Он поднял палец. – До этого был я – никем. А стал… Тоже никем. – Он зафыркал и рассмеялся. – Вот номер?

Встал, отряхнул задницу и сел на бревно. – Больше не буду, – сказал он бутылке грозно.

Взял, и зашвырнул ее в воду.

– Сейчас за новой пойдем, – сказал Николаю.

Николай перевернулся спиной к воде. Лицом к нему, оседлав бревно.

– Можно же и по-другому сказать? Ты мне отдал столько, чтобы меня никогда больше не видеть. Ну, перехватил через край, выше сил. Но чтобы уже наверняка.

– Да. Так, – подтвердил Матвей.

Николай молчал. Поднял руку и постучал себя в грудь.

– Больно. Вот тут. Двадцать лет об этом не думал. Получалось. Вычеркнул вас. Без прошлого, без будущего. И без настоящего. День прошел – и ладно. Увлекательная штука. Думал, продержусь. До естественного конца. И вот приперло – вспомнил. Зачем же я приехал. Надо было сдохнуть, но не приезжать.

– Поговори, – посоветовал Матвей. – Легче станет.

– Надо уйти. А куда? Дай я лягу.

Он растянулся на песке. Прижался щекой к песку. Песок был холодный.

Матвей тем временем отошел к кустам и, засунув два пальца в рот, блевал в кусты. Выблевал всю картошку. Закидал ногой песком, слегка припорошив безобразие.

Ветер прошумел листьями.

Сбросил ботинки и стащил штаны. Прошлепал по илу, остановился выше колен и стал умываться. Потом поплескал на голову.

– Фу, – выдохнул, вернувшись на бревно.

– Тебе так удобно слушать?

Николай встал. Вытер песок с лица. Облизал губы и плюнул.

– Я передумал. Потом. Не сразу. Это было несправедливо по отношению к тебе.

Николай молчал, качаясь. Сказал:

– Ты великодушен.

Подошел к бревну, сел на край, лицом к воде.

Сзади раздался шорох. То Матвей натягивал штаны.

– Банку-то хорошо, – заговорил у него за спиной. – Банк свое получил. Кто тут еще в выигрыше, я что-то не пойму.

Хорошо тебе скакать, она – не она. Не она. Уж поверь мне. Кому это знать лучше. Иной раз кажется, ты тут один живой, все остальные из пластилина, уж настолько не врубаться… Может быть и незачем если они созданы в качестве декораций с узкой и утилитарной функцией и в ожидании спокойно прислоненные к стене один за другим стоят за сценой… И она такая была. Теперь все. Не исправить. Если не дрочить на спиритизм, не дурачить себя, не затем мы здесь собрались, чтобы в бессмысленных действиях растечься, наткнувшись на непроницаемую поверхность. Стоять в тупом недоумении, схватившись за грудь. Тяжелым камнем на месте ее отсутствия.

Жолковский А. Мемуарные виньетки и другие non-fictions // Urbi: Литературный альманах. Выпуск 30. Серия «Новые записные книжки» (5). СПб: АОЗТ «Журнал "Звезда"», 2000. С. 82.

Можно представить, что лежит в магазинах еще на двести км восточнее. Прокисший сахар, вонючая соль.

Я думал, никогда не застынет. В такую жару!

Католический монах и православный священник играют в кости. Падре бросает кости – «Тьфу, черт, промахнулся!» Священник увещевает: – Святой отец, не поминайте черта, господь услышит, покарает. – Католик соглашается, опять бросает кости: «Фу, черт, промахнулся!» Православный крестится, смотрит на небо: «Ради всего святого и вас самого прошу вас не призывать нечистого». Католик бросает кости третий раз: «Тьфу, черт…» – Небо становится черным, гремит гром, пространство раскалывает молния. Когда тьма рассеивается, католик сидит на прежнем месте, православный священник лежит мертвый под столом. С неба раздается голос: – Тьфу, черт, промахнулся!

В какой песне? «Я Ленина не видела, но я его люблю»? – «наоборот», в таком случае, – перемена части сложносочиненного предложения, стоящей после противительного союза. Действительно «не видела… но люблю» совсем не то же, что «люблю… но не видела» – где смелое утверждение приобретает опасно неустойчивый оттенок.

– Нет, Дима имел в виду песню на стихи Вознесенского из рок-оперы Рыбникова: «Ты меня никогда не забудешь, я тебя никогда не увижу».