Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

– Тебе Сусанин не дал, что ли? У нее два. На, возьми мой. Потом только верни.

Он поблагодарил парня.

Обратно через состав. Сусанны не было видно.

Четыре вагона за два часа. По три туалета в каждом. Из корзин пышными букетами выпирала использованная туалетная бумага. Зеркала заляпаны. Но сами сортиры чистые. Только протереть насухо пол.

В двенадцатом вагоне туалет открывался картой. Он разбудил проводника, который долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Наконец выдал ее.

– Туалетная бумага кончилась, – сказал он, возвращая карту. Проводник, беззвучно матерясь, стал одеваться.

Подарок. В мешках с мусором, когда он стал их пересыпать, оказалось полно выброшенных пакетов с железнодорожным сухим пайком. Он набрал штук шесть запакованных в полиэтилен круглых булочек, пять йогуртов, столько же шоколадных батончиков.

Он не мог представить себе человека, выбрасывающего шоколадный батончик. Жизненный опыт повысился.

Закусил прямо тут, у мусорки. Йогурты все пришлось выпить, в карманы не помещались. Остальное рассовал. Удобный комбинезон.

Разжился и парой стерильных зубных щеток.

На перроне было свежо и ясно.

Он стащил мешки в ящик. Остановился.

Вдалеке у первого вагона трое его коллег курили.

Он к ним не пошел.

Следующий выход, она сказала, в девять? Он взгромоздился на верхнюю полку и завел будильник. Поясница болела вполне терпимо.

Анастасия – значит «возвращающая к жизни».

. . .

– Ну как? Поплавал? О, да ты загорел!

– Только лицо. Четыре часа в комбинезоне просидел. Просто смотрел. А парни сгорели.

Без пятнадцати девять. Настя одна.

Она смотрела на него, сидя, снизу вверх, и улыбалась.

– Ну вот. А то я думала – горло мне перекусишь.

– Да я сам думал.

Он осмотрелся. – Мне бы переодеться. Форму сдать.

– Придется подождать. Кладовщика еще нет. Шмотки твои у него. А что – форма? Пусть у тебя будет. Ты же еще поедешь? Присядь, не стой.

Он сел. – Если честно… Не хотелось бы.

– Что не так? Компания не понравилась?

– Отличные ребята, – сказал он.

– Тогда – что? Ну расскажи, мне же интересно. Давно не ездила.

– Ты тоже убирала?

– Проводницей. Пять лет.

– Тяжелая работа, – сказал он. – Жалко их.

– Мне тоже. Так что ребята?

– Чёткие. Особенно один, Женя. Ну, ты же знаешь. Бабушкин всех обманул. Раньше, говорят, командировочные на руки выдавали.

– Половину. – Настя кивнула. – А что командировочные? Тысяча восемьсот, умножай на четыре дня. Получишь сразу за всё. У тебя денег нет? Могу одолжить.

– Не надо. Я еще с предыдущей не расплатился.

Что сказал?.. Оба смутились. Как Джим Моррисон и Нико.

– В общем, без денег, – заспешил он. – А у Женьки карта. И он всех кормил. В Адлере накупил в «Магните» два мешка еды. На обратном пути окорочка жарили. Я не знал, что в поезде можно.

– Можно. Там же микроволновки.

– Пересолил. – Он засмеялся. – Жрать невозможно. Все равно ели. Проводников угощали.

Настя рассматривала свои ногти.

– Сусанна на тебя настучала.

Он не удивился.

– Когда успела, – сказал. – Они вроде домой пошли.

– С Семенычем поговорила. Семеныч ее знает, она у него работала на «Красной стреле». Чем-то ты ему не понравился.

– Проводники все довольны были, – сказал он.

– Проводники не в счет. Он ее про тебя спрашивал. Она ему все рассказала.

Он молчал.

– Что ты по мусоркам шаришься.

– Настя, блядь, – сказал он.

– Настя не блядь. Не переходи на их язык.

– Хорошо. Я что-то должен? Вычти из моей зарплаты. За то, что они выбросили, а я съел. Если она будет. Я могу сейчас уйти.

Пришла Людмила. Стала снимать плащ.

– Люда, сходи на проходную. Там вчерашних стажеров не пускают. Вы пропуск им не выписали.

Людмила вытаращилась, как лягушка.

– Там дождь!

– Сходи-сходи. Ножками.

Людмила вышла, шваркнув дверью.

– Сейчас все придут.

Он встал. – До свидания.

– Сядь, – скомандовала Анастасия. – Ты форму не сдал.

– Сдам. – Он стоял. – Ты меня для этого на разговор вызвала? Подло, Настя.

Анастасия задумалась.

– Всё это ничего не значит, – сказала она спокойно. – Семеныч мне позвонил. Дальше меня это не пойдет. Следующий рейс не его. Он возвращается к себе на «Красную стрелу». Поедешь?

– Теперь точно нет.

– А дотеперь? Если бы этого не было? Я понять хочу.

Он вернулся от двери и сел.

– Это мои психические трудности. Никто тут ни при чем. Ни Сусанна, ни Семеныч. Типа клаустрофобия. Я в жизни больше пятнадцати суток не сидел. Но ощущение то. При том чисто, светло, народ праздничный. Работа не пыльная. Пропылесосил ковры – спи отдыхай. Ни сантиметра нигде места, где можно остаться одному. Семеныч на меня налетел, когда я в тамбуре стоял. Просто стоял. Не курил. И я знал, что это будет. Не он, так другой, разницы нет. Четверо суток без перерыва. Даже на море – среди пацанов. Опыт, конечно, интересный. Но повторять – зачем? Пусть они ездят. Для них это приключение, разгрузка после монотонной работы. Я по узбекам соскучился. По грязи – она мне, видимо, соприродна.

Вошла Александра. Неторопливо стала раскладываться. Он встал.

Настя покусывала губу.

– Сусанку-сосалку я уберу, – пообещала самой себе.

– Нет, этого ты не сделаешь.

Настя покачала головой. – Если у нее есть жалоба – она могла мне сказать. Бабушкину. Но не Семенычу. Мне интриги за спиной не нужны. Ее там не будет. Пока я здесь буду.

– Когда в следующий раз на кого-нибудь настучит – тогда убирай. Ты сама понимаешь. В ком проблема. И все понимают.

Он вышел.

Александра копошилась в своем хозяйстве, поблескивая глазом.

– Что у вас тут?

– Амуры, – кротко ответила Настя.

Вошла злая Людмила, тряхнула плащом.

– Их ебут, они пердят, брызги в стороны летят, – констатировала Настя.

Повеселила.

. . .

– Тресь! – Волкова ударилась головой о верхнюю полку.

– Десять раз за день. Куда – двадцать! Опять двадцать пять. Я вообще доживу до зарплаты, – бормотала она.

Резко обернулась.

Никого нет.

Запихала рабочую одежду в рюкзачок. Почесала голову. Ничего не забыла?

Термос.

Прошла по пустому вагону. В тамбур. Дернула дверь.

Спрыгнула.

И прямо ему в руки!

– Ты что здесь делаешь, – испугалась Волкова.

Нет чтоб обрадоваться, как родному.

– Домой иду, – сказал он.

– Ну и я иду.

– Ну пошли.

Они пошли вдоль состава.

– У тебя что, выходной?

– Ага, выходной. Отгул. Астрахань вчера убирала. Так попросили остаться на Белгород. В поезде спала.

– Ты с кем работала?

– С этим. Сашей блядь, который ни хуя не Саша. Скорей бы Аман вышел. Он мне звонил, спрашивал, пойду я к нему.

– Что-то мне он не звонил.

– Так давай сейчас ему позвоним…

– Ой, вот только не надо этого ничего. Куда поставят, туда и буду.