Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

– Ты считаешь, что пассажиры спального вагона хорошо разбираются в градациях уголовных сословий? – парирует Анастасия. Но Бабушкин только качает головой.

– Не пойдет.

– Тогда – кто? Волкова? – называет она единственную возможную альтернативу. В этот момент альтернатива драит Махачкалу. Но Бабушкин качает головой.

– А эта – лесбиянка. Настоящий кобёл. Ты знаешь, где она работала раньше?

– Откуда?

– В женской колонии в Саблино охранницей. Ты знаешь, кто там работает?

– Ты откуда знаешь? – не может сдержать удивления Анастасия. Этот Бабушкин. Всё знает.

– Знаю. – Бабушкин не раскрывает источников. Анастасию пробивает на нервный хохот. – Что же это за парочка – пидор и лесбуха? – Почему-то она чувствует облегчение.

– И ты хочешь троих оставить? Ты считаешь, на тебя не напишут жалобу, когда они там будут носиться, высунув язык и ничего не успевая? Ты не успеешь никого вызвать, – кладет она последний козырь. – Три часа.

– Сейчас, – говорит Бабушкин и выходит, начиная звонить. Анастасия знает, куда. Двухметровой Нине Безотказная Лошадь. Другое дело, что по фэйс-контролю она, на ее критический взгляд, проходит еще хуже этих обоих.

Бабушкин возвращается чернее ночи. Безотказная отказала, понимает Анастасия. Собственно, она в больнице.

Анастасия чувствует вдохновение.

– Да нормальный у него вид. Сейчас вся молодежь так ходит.

– То молодежь, – говорит Бабушкин, чернее тучи.

– Он даже очень стильный, – гнет Анастасия. Она видит: получится! – А по росту прямо – модель! Наденет форму… И потом, он не курит.

– Курит, – говорит Бабушкин.

– Не курит. – Анастасия поворачивается к двери – и, – заказывали? Вуаля! – входит Ромашка.

– Куришь? – спрашивает Анастасия в упор.

Под его взглядом она каменеет.

Вдруг откуда-то ей входит в голову, что он (как?) слышал то, что тут говорилось.

Анастасия становится пунцовой, сама не чувствуя этого. Поднимает руки к ушам – не сознавая этого. Уши, где сережки, начинает покалывать.

И кто-то в голове ее констатирует не без отчаянья: «Фокус не удался».

. . .

Четверо мнутся, переступая с ноги на ногу. Все в форме, трое мужского пола – синих комбинезонах, еле отыскалось три такого размера; все ростом под 190. Одна – женского пола – в красных штанах; ей пришлось их подвернуть и подпоясаться.

Теперь, значит, она говорит:

– А где мы будем спать?

– Вам оплатили отдельное купе. В… пятом, да, в пятом вагоне. – Без усилий Бабушкин излучает доброжелательность. Бабушкинское лицо вызывает мгновенное доверие. Голос, манера держаться, смеющиеся морщинки в уголках глаз – транслируют подчиненным: надежное прикрытие.

– А белье? – не унимается женского пола – выдавая этим будущие проблемы во взаимодействии с ней в процессе совместного труда. Звать это смахивающее на крысу с длинной косицей существо – Сусанной. Сусанна, Луиза – во всем Питере не сыщешь больше имен, скопившихся в «Сервистрансклининг «Запад»».

– Всё будет, – мягко итожит Бабушкин, и начинает теснить экипировщиков к выходу, давая понять, что инструктаж закончен.

Спускаются по лестнице и выходят в ангар с поездами. Трое из четверых хорошо знакомы, они обмениваются невнятными посторонним шутками, пикируясь с Сусанкой. Один из троих оглядывается на четвертого – несколько отставшего. Это Женя – самый молодой из компании. Жене 19. По виду – студент, по делам – он два года исправно пашет на уборке, половину этого срока – фирменных поездов. Куда поставлен за любовь к нему техники и проводниц.

Вся четверка, обойдя пути, останавливается у поезда. Двухэтажный – он не кажется много выше обычного, глубоко погруженный в платформу 72-го тупика. Тем не менее эта махина, громада, в сумраке ангара давит, во всяком случае четвертого, не имевшего раньше случая встречаться с таким ни в своей трудовой, ни в бездельной жизни.

Третий из четверых – Роман (sic!), только что Бабушкиным назначен бригадиром; иначе – старшим. Хотя старший – и намного, по виду – вдвое от среднего возраста остальных в группе, безусловно, четвертый. Попросту – старый. Он и теперь на пару шагов поодаль.

– Покурим, – дает свою первую команду Роман.

Женя поворачивается к четвертому.

– Вы не курите? – Женя может показаться дурачком. А на самом деле – славный малый. То, что он не прост, становится ясно при первом же взгляде на взаимодействие его с механизмами, даже незнакомыми.

– Нет, – говорит четвертый.

Спохватившись, что с ходу ставит себя вне общества, он шагает поближе. Поправляется: – Сигарет нет.

Женя, не колеблясь, встряхивает пачкой. А курит он «Парламент». Вот так.

– Николай, – говорит четвертый.

Мужчины жмут друг другу руки. Сусанка наблюдает. На ее плече болтается объемная сумка. У парней рюкзаки. Только у четвертого нет ничего.

Да все, конечно, видят это; как и общий потасканный вид старикана, не спасаемый новеньким комбинезоном; и невыразительную блямбу на его щеке. «Кого это к нам поставили» и «откуда такого вытащили» повисает в воздухе не далее чем на секунду – и рассеивается движением Жени, помахивающим перед собой ладонью, как бы чтобы развеять дым. Ехать двое суток туда, двое обратно; все недоразумения лучше замять волевым решением еще до начала. Одной Сусанке закон не писан – и она выдувает струю прямо в глаз этому человеку, как свой конкретный вопрос. Не позавидуешь, конечно, мужику.

– Пять минут есть? – спрашивает он тут. – Я сейчас. – Быстрым шагом начинает удаляться. На ходу бросает только прикуренный «Парламент» под поезд. И это Сусанна замечает.

– Что это, вообще, такое? – поворачивается она к Роману. – Может, он опоздает? Может, он передумал? Я с ним не буду работать. Я лучше сама весь поезд уберу.

Женька радуется не пойми чему. Роман бы забил – ему что за горе. К Сусанке, например, тоже есть вопросы, и интересуйся кто у него – он бы вообще другую себе выбрал компанию, кроме, может, Жени.

Но тут он вспоминает о назначении Бабушкина. И понимает – что нет, любое горе теперь будет его. Надо отдать должное Роману – он быстро мыслит. Роману двадцать семь; это – возраст.

Поэтому он говорит:

– Сусанна, сбегай-ка к Бабушкину.

– Чё? – мелкая тварь этого не ожидала.

– Скажи, что я тебя не устраиваю в качестве бригадира, – продолжает Рома. – А заодно слетай к Насте. Поведай ей, что ее любовник тебе не глянулся.

– Чё? – Сусанка забывает выдохнуть дым.

– Через плечо, – завершает Роман. – Будет твой напарник. Только что-нибудь вякни. Вернемся, сдадим состав – тогда хоть докладную на меня пиши. Увижу, что саботируешь – ссажу в пути.

Женька ржет, как конь, простая душа. Роман только что нажил себе врага на долгую и вечную память. Но тем самым оттянул Сусанкин злой нрав от старика. Ни в чем, если вообще, не виноватого.