Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

– Ищешь кого-то? – Он выдохнул в сторону. – Не твое дело, – сразу откликнулась она. – Я не претендую, – согласился он. – Я хотел извиниться. Мы с тобой виделись, единственный раз в жизни, тогда, помнишь, разговор шел про Матвея и его дачу. Если ты помнишь. Естественно, мне сейчас в голову взбрело, потому что голодной куме все хлеб на уме, до понедельника по крайней мере, но, конечно, это было бы слишком уж невероятным совпадением – я имею в виду, чтобы ты именно туда, именно сейчас, к нему, к Матвею. Но ты на меня обиделась тогда, – зря! Я, могу поручиться, способен и на адюльтер, и на изнасилование…

Николай умолк. Он не мог поручиться за то, что это действительно не была Галка, а не просто похожая (и то отдаленно) на нее женщина, к тому же весьма бальзаковского возраста. И не стояла тут перед ним? А предыдущий диалог – спровоцировал или измыслил? Бэлы нет дома. Я подожду. Она может не придет. Но ведь не уходил с вокзала. Далеко не отходил. В таком случае, это совсем не страшно. Сходить с ума. Страх позади. Когда перед электричкой, и не сдвинуться с места, оледенев от мысли, что недостаточно темно, и могут разглядеть на лице его электричку. То есть, что я говорю, цветок. Раз теперь не страшно, значит можно возвращаться. Он вернулся в вагон и весело улыбнулся тем из рыболовов, кто отреагировал на хлопнувшую дверь; потом сел вольготно, расслабился, раскинул ноги. В кармане у него зашуршало. Это десятка, две пятерки, – не задумываясь, он развязал этот узел, выбросив их в проход: сквозняк понес бумажки по вагону, и рыболовы, как один, накинулись на них со всей своею снастью. А он вышел на остановке.

Запах подействовал на него как ушат воды на голову. Николай стоял, глядя в хвост уходящей электрички, уносящей систему координат, – запоздалая вспышка рассудка, как фары в лицо.

На платформе фонари не горели. Он ощутил в кармане пачку папирос и спички, – последняя связь с людьми. До города же недалеко. Можно пешком дойти. К утру.

Приободрившись, он тронулся. Ступая неслышно, как во сне, казалось, вот еще минута – и взлетишь. Остановился и прикурил. Я – А – В – О – Д – А – С, – буквы проплыли, качаясь, Садовая, что ли; что-то садов здесь не видать. Сойдя со ступенек, Николай пошел было вдоль рельсов, хрустя гравием, – но через несколько минут, скользя, сбежал с насыпи и углубился в лес. Останавливаясь на каждом шагу, чтобы прощупать путь, он преодолел метров десять, и остановился, не было никаких сил оторваться от тянущей – назад, назад, мутноватой тьмы за спиной. Громадный запах стоял над ним, такой реальности, что отшибает, кажется, всякую мысль о сне, и только чтобы не раствориться в нем окончательно, он ухватился за колючие ветки и стал гнуть их, направо, налево, в полной темноте, ссаживая себе пальцы. Потом он опустился на четвереньки и пополз под нижние большие лапы, к стволу, подгребая за собой все, что успел наломать. Привалившись спиной к стволу и чувствуя, как, десятком тоненьких змеек, пробирается от земли холод, Николай затих. Ну вот мы и вместе. Вместе. С тобой. Никогда я не был ближе к тебе, с тобою, чем сейчас, и не знал, что это можно, милая моя, любовь моя дорогая. Нет мне жизни без ее.

– Открывай!!! – Андрей стал колотить в дверь; окна в вагончике задребезжали. Сега успел вылезти из машины и стоял теперь, с девочкой спасенной на руках.

Дверь наконец отперли. – Заноси, – стал командовать Андрей. – Ставь пока тут. Нет, тут. – Собери ему кассеты, – сказал Николаю. – В два часа, – повернулся к этому, как его, – он тебя сменит.

– Дай мне сигарету, мои там остались. – Олег, водитель, тоже зашел в магазин, размяться. Андрей пошел за стойку.

– Эй! – они потащили обратно на улицу видеомагнитофон, где уже стояла телега. – Иди сюда.

Николай вернулся в магазин. – Тут у тебя три П, – заговорил Андрей, не выпуская изо рта сигарету. Зуб, который ныл с вечера, теперь опять начинал болеть. Он толкнул ногой дверь в подсобку: – А здесь их пять.

– Больше. – Аа?..

– Я еще не все привел в порядок.

Вошел покупатель, этот был Андреев – Махал упоминал, посмеиваясь и удивляясь, но с оттенком уважения, столь частым в рассказах отцов о внезапной успешности во взрослом мире своих, более смелых в моральном отношении, шалопаев и лодырей, – Андрей насторожил затылок, как собака, когда увидел, что тот прямо направился на его часть. Покупатель спросил о фантастике. Они стали разговаривать, в конце концов мужик ушел, унося с собой две новые. Андрей положил деньги в кассу. Ффф, аж в висках закололо. Надо все-таки чаще здесь бывать. Он окликнул Николая:

– Что, я за тебя тут стоять должен? Оставь, говорю! Он потом второй раз съездит.

Столбик пепла упал на «Жизнь после Смерти». – Почему, кстати, когда мы приехали, закрыто было?..

Он проследил пунктиром взгляда кивок в сакральное ведро.

В проходе веник и совок с кучей мусора. Пацан повез телегу, груженную товаром и барахлом. Андрей остановился: – Пошли! – Олег не шевелился. Воздев очи горе, он разглядывал книги в дальнем углу.

– Умный мужик! – произнес он.

– Не то слово, – отозвался Андрей. – Ему памятник должны поставить со Скарыной. Я ему сколько раз… – Дверь.

– …прикинь? – Втроем они сидели за столиком (удобнее всех, как всегда, Бэлка: на самом углу (в перспективе не выйти замуж (на что она наплевала со всей безответственностью, неплохо, по правде, себя чувствуя и так))) – девушки слушали. Николай обращался к Галке исключительно, – которая напротив играла улыбкой как веером, закрываясь ей, разворачивая ее и складывая, стремительно, не поднимая глаз. Почему-то мешкая: оставалось загнать в клетку попугайчиков, – «арара», она их назвала. «Ара?» – «Нет, арара», – которые сидели, подрагивая, под самым потолком зимнего сада, время от времени вдруг срываясь с места всей ордой и с писком из угла в угол пересекая теплицу, «непрерывно сря на нее» (украдено у Жолковского) 2 Жолковский А. Мемуарные виньетки и другие non-fictions // Urbi: Литературный альманах. Выпуск 30. Серия «Новые записные книжки» (5). СПб: АОЗТ «Журнал "Звезда"», 2000. С. 82. .

И можно идти. – …И никак моя мечта не сбудется. Ты что – так и сидишь, как сейчас? куры строишь? А он что в это время делает? Ты случаем не еврейка? – Галка распрямилась, словно пораженная электрическим током. – Я спрашиваю, потому что я сам еврей. – Как твоя фамилия, – спросила она, стреляя в сторону – попугаи летели – и, подумав, вновь уклончиво опуская их, словно не замечая, как встрепенулась Бэлка, безропотно, в новой куртке, застегнутой до подбородка, сидя в духоте. – Барбаков. Ну и что? Фамилия по отцу. У меня вся родня в Израиле. И она тоже.

Галка, захлопывая сумочку, повернулась к Бэле:

– Что он до меня домотался со своим Матвеем? – Но та еще, вырванная из ступора, не успела изобразить что требовали от нее дзэнские тренинги и правила ролевых игр (по Эрику Берну), как уж быстрая улыбка, посланная Николаю, приземлилась утицей. Одновременно взгляд на попугаев, – похоже было, она держит в уме какую-то свою систему: так тренер, беседуя с гостями на краю стадиона, не выпускает из виду секундомер. – Кто виноват? Надо было меня вводить в заблуждение.