Софья Прокофьева - В стране легенд

Сбились в табун и вихрем носятся по полю кони, потерявшие хозяина. Жалостно звучит их ржание. Тоска и скорбь щемят сердце Роланда. Чувствует он свою вину.

– О если б здесь был император Карл! – воскликнул он.- Оливьер, посоветуйте: что теперь делать?

– Не знаю,- ответил Оливьер.- Одно нам осталось: биться насмерть. Умрем, но не посрамим рыцарской чести.

– Я затрублю в свой рог Олифант, позову на помощь императора Карла.

– Слишком поздно! Не успеет Карл прийти вовремя. Клянусь, если вернемся мы во Францию живыми, не отдам я вам в жены, как прежде обещал, сестру мою, прекрасную Альду!

– Почему вы так разгневались на меня?- с грустью спросил Роланд.

– Друг мой Роланд, – ответил Оливьер, – вы отказались трубить в рог, когда я просил вас. Ваша гордость, ваше безрассудство погубили нас. Сегодня конец нашей дружбе.

Услышал эти слова архиепископ Турпин, пришпорил своего коня и поспешил к ним:

– Время ли сейчас спорить, рыцари? Никто уже не может спасти нас, но все же, Роланд, трубите, трубите в свой рог! Вернегся император Карл, отомстит за нас и похоронит с честью! Трубите, Роланд!

Взял Роланд свой могучий рог и затрубил. Из слоновьего бивня сделан рог Олифант, зычен его голос – далеко разнесся зов Олифанта. Но догонит ли он франкское войско?

А войско Карла уже далеко. Уже, спускаясь с гор, увидели франки зеленые поля своей родины.

Радостны лица воинов, но невесело на сердце у императора Карла – нет в нем доверия к Марсилию, закралась в душу тревога. То сожмет Карл ладонью рукоять меча, то отпустит. В недобрый час оставил он Роланда у самых ворот Франции, в тесном Ронсевальском ущелье.

Вдруг позади них вдали послышался еле слышный гул. То ли горный обвал, то ли зов боевого рога…

– Уж не Роланд ли трубит в рог, просит помощи? Может быть, там, в ущелье, идет жестокая битва?- говорит император Карл.

– О какой битве речь?- усмехнулся Ганелон.- Вы же знаете, как горд Роланд, никогда не позвал бы он на помощь. Наверно, травит он в горах оленя или косулю. И кто посмел бы напасть на него?

…От страшных усилий лопнули жилы на висках Роланда, каплями сочится густая кровь. С трудом и болью трубит Роланд…

– Нет, так не трубят для потехи! – вскричал император Карл.- Нас предали, Роланд погибает! Скорей, спешим ему на помощь!

Но прежде чем пришпорить своего коня, повелел Карл схватить Ганелона и отдать поварам в обоз на посрамление. Повара привязали предателя за шею. Как лесного медведя, посадили на цепь.

Загремели рога и трубы. Поворачивают назад своих коней франкские воины, скачут назад к Ронсевалю. Поверх кольчуг выпустили рыцари свои бороды* грозным вызовом врагу.

А в Ронсевале франки бьются насмерть, но как мало осталось их!

Поредели и ряды сарацин. Сам король Марсилий бросился в битву. Четырех пэров Франции сразил он одного за другим. Увидел это Роланд и вскричал:

– Будь ты проклят, Марсилий! Я отомщу тебе за смерть моих друзей. Узнаешь сейчас силу моего Дюрандаля.

Как вихрь налетел Роланд на Марсилия, разбил в щепы его щит и отрубил ему по локоть правую руку. Упал Марсилий на землю.

Подняли сарацины своего короля и увезли в Сарагосу. Там погибать Марсилию!

Но великий калиф, дядя Марсилия, не покинул поле битвы. Повел он на франков большой отряд – пятьдесят тысяч черных воинов.

У Оливьера меч по самую рукоять в крови. Думал он отереть меч о траву, опустил руку и вдруг полоснул его вражеский клинок по глазам. Горе – слеп Оливьер!

Бросает он поводья, на ощупь берется за оукоять меча и гонит

своего коня в самую гущу жестокой сечи. Направо и налево разит врагов Оливьер.

Но тут всадил ему великий калиф копье в спину. Обернулся Оливьер, поднял меч, взмахнул им и сразил великого калифа.

– Роланд, ко мне! Побудьте возле меня в мой смертный час.

Упал он с коня прямо на руки Роланда. Видит Роланд: умирает

Оливьер. Вынес он своего друга из боя, положил на зеленую траву, но уже не дышит граф Оливьер.

Оправил Роланд на нем доспехи, сложил ему руки на груди:

– Ты мертв, а без тебя мне жизнь не в радость! Нет и не будет в мире равного тебе рыцаря.

Взял Роланд свой большой рог Олифант и снова в него трубит. Жалобно звучит рог. Изнемогает от скорби сердце Роланда. Не прежний это неистовый зов. Не те уже силы у Роланда – иссякают они.

Император Карл услыхал этот слабый зов и заплакал в первый раз в жизни.

– Видно, смерть подошла к Роланду. Звонче трубите ответ!

Разом загремело шестьдесят тысяч рогов и труб.

– Вы слышите?- всполошились сарацины.- Это трубят в войске • императора Карла. Он уже близко. Если мы оставим Роланда в живых, война начнется снова и Сарагоса погибнет.

Четыре сотни отборных воинов приготовились напасть на Роланда.

Но не посмели они подойти к нему близко. Издали осыпали они Роланда дождем копий, дротиков и стрел, а сами повернули вспять. Бегут, чтобы не настигло их войско императора Карла.

Смертельно ранен Роланд. Пробиты у него шлем и кольчуга.

Конь Вейлантиф пронзен в тридцати местах.

Прощается Вейлантиф с Роландом. Грустно поглядел на своего хозяина, шевельнул сухими губами, положил свою голову на плечо Роланда, всем телом вздрогнул и мертвым упал на землю.

Оглянулся вокруг Роланд. Видит он, все франки убиты, только архиепископ Турпин еще остался в живых. Тяжко ранен доблестный Турпин. Четыре копья пробили ему грудь.

С трудом, через горы трупов, пробирается к нему Роланд.

– Благородный сеньор,- просит Роланд,- благословите убитых рыцарей. Я хочу сложить их поблизости от вас.

Турпин с трудом ответил:

– Я едва дышу. Торопитесь, Роланд.

По мертвому полю побрел Роланд – ищет своих друзей, верных сынов Франции. Разыскивает их в грудах мертвых тел, разгребает изрубленные щиты и поломанные доспехи.

Всех пэров, одного за другим, переносит Роланд, прижимая к своей груди, туда, где лежит Турпин.

– Я и сам умираю. Прощайте, Роланд. Не увижу я больше милой Франции,- молвил Турпин и испустил дух.

Последним Роланд принес Олиньера. Положил его на щит рядом с мертвым Турпином.

Чувствует Роланд, что и от него смерть уже недалеко.

Захотел Роланд разбить свой меч Дюрандаль о камни, чтобы не достался он никому другому, но разлетелся камень на мелкие куски, а Дюрандаль остался невредим.