Борис Земцов - Украденный горизонт. Правда русской неволи

Кстати… Не слишком ли много для меня этих приговоров? Я — один, а приговоров несколько: от судьи, от судьбы, от тех, кто предал… А тут ещё и эти комочки с проволочками. Многовато, однако. Перебор.

Беспредел!

Конечно, в сознании в связи со всем этим любопытные «картинки» проплывают. Каждая, кажется, вполне самостоятельная, всем прочим чужая и чуждая, но, в целом, все они единым, разумеется, вшивым сюжетом связаны.

Вот и вспомнилось, как когда-то проходили в школе Салтыкова-Щедрина.

В памяти осталось не столько написанное классиком, сколько его внешность: внушительная борода, лоб высоченный, глаза жгущие. Да и написанное здесь нельзя не вспомнить. В одном из его произведений был какой-то чиновник-градоначальник, которого вши… насмерть заели. Конечно, гротеск. Конечно, гипербола. Понятно, классик в девятнадцатом, аж позапрошлом веке жил, давнего времени нравы обличал, только всё равно оптимизма от такого воспоминания не прибавляется.

Ещё одна литературная «картинка» на ту же тему — герой булгаковского «Бега» признаёт почти с уважением, что вошь — животное боевое, военное, вспоминает, как вошь «эскадроном в конном строю» ходит…

Почему вспоминаются подобные вещи? Уж не с ума ли тихо трогаюсь?

Куда актуальней было бы совсем другое вспомнить. Не из литературы, ныне далёкой и почти несуществующей, а из жизни сегодняшней, из того, в чём двадцать четыре часа в сутки барахтаюсь. Как при общих шмонах (когда вся камера тщательно обыскивается) и при личных досмотрах (тот же самый шмон, только для тебя персонально предназначенный) мусора пользуются металлоискателями. С их помощью ищут мобильники, сим-карты, прочие «запреты». Металлоискатели — сверхчувствительные, самые современные. Вот он, прогресс! Вот оно, торжество цивилизации!

Только есть в этом явлении и другая сторона. «Возят» этим достижением прогресса мусора по нашей одежде, а в закоулках той же одежды сидят эти твари, пережившие всё, что только можно представить, и ухмыляются. Потому как понимают даже своим микроскопическим умишком всю комедийность ситуации: на все эти «шмональные» принадлежности в российском тюремном ведомстве, а, значит, и во всём нашем государстве, деньги нашлись, а на борьбу с ними, на элементарные санитарно-гигиенические меры — нет.

Выходит, неправильный тогда в Отечестве нашем этот самый прогресс. Да и можно ли вообще считать такой «прогресс» прогрессом?

В «хате» я не единственный обитатель.

Только я не видел, чтобы кто-то из моих соседей хотя бы чем-то напоминал в своём поведении о том, что вши отметили его своим вниманием. Почему они пришли только ко мне? Неужели — это, действительно, перст Судьбы? Тогда правильней будет говорить, что вши пришли всё-таки за мной. Это не значит, будто я с покорностью ягнёнка пойду за ними, но почему всё-таки они избрали именно меня?

И никого кроме? Значит, всё-таки, перст…

Стоп… Стоп… Стоп… Перст — это палец. Терпеть не могу, когда кто-то грозит мне пальцем, тем более, когда кто-то пытается эти пальцы передо мною гнуть-загибать. Единственное, очень сильное желание в подобных ситуациях — эти пальцы схватить и… сломать. Что-то похожее в своей жизни я уже делал. И… получалось. Наверное, и этот «вшивый» перст Судьбы надо резко хватать мёртвой хваткой, и, налегая всем телом, ломать, не обращая внимания ни на пыточный хруст суставов, ни на вопли того, кому «перст» этот принадлежит.

Только от этого не будет более понятно, почему «парашютисты» выбрали меня, а не моих соседей.

Впрочем, какая разница, есть ли вши у тех, с кем делю ныне пространство.

Пространство Несвободы.

Плевать на это!

Плевать, по-тюремному смачно, с гулким предварительным носоглоточным бульканьем и с утробным харканьем.

Может быть, с этими вшами мои нынешние соседи на воле и не расставались, жили с ними душа в душу, одной кровью сосуществовали, сожительствовали. А, может быть, они вовсе к этим тварям невосприимчивы? Может быть, пот у них такой едкий, что даже насекомые на них не задерживаются?

Только и это неактуально.

Актуально только одно: эти гады есть у меня! Что они пришли…

Ко мне.

Точнее, на меня.

Может быть, даже, за мной…

Выходит, всё-таки знак Судьбы. И знак этот — что-то вроде чёрной метки, что-то близкое опять же к тому самому приговору.

Впрочем, знак — не знак, приговор — не приговор. Всё это эмоции, догадки, предположения, чепуха, которая начинает кроиться в голове человека, у которого очень много времени, очень мало пространства и совсем нет свободы. Проще, проще надо смотреть на ситуацию, тем более, что ситуация эта проста, как тюремное меню.

В ситуации этой есть человек (то есть я), и есть они (вши) — мерзкие и гнусные существа, избравшие этого человека объектом атаки, оккупации, порабощения, потребления. Такой расклад!

Но существует ещё и сознание этого человека, его характер, воля, натура. И всё это вместе взятое, составляющее суть человеческую, подобный расклад как данность принимать безропотно, без сопротивления, словом — глотать — не намерен!

Значит, война!

Значит, фронт!

Вшивый фронт. Фронт, на котором я просто обязан не обороняться, не защищаться, не отбиваться, а наступать, и, непременно, побеждать! Только побеждать! Хотя бы потому, что быть побеждённым, побеждённым вшами…, ну, такое и представить трудно.

Делиться информацией на «вшивую» тему с соседями я не буду, не потому, что стыдно, а потому, что это слишком личное. Потому и союзников в этой войне у меня нет. Значит, ни тылов, ни флангов.

Один фронт!

Фронт слева. Фронт справа. Фронт позади. Фронт впереди. Фронт на все триста шестьдесят градусов.

Один только фронт!

Вшивый фронт!

Да и арсенал мой скуден: шершавый от накипи кипятильник, горсть хлорки (здесь её выделяют время от времени как универсальное дезинфицирующее средство), изрядно измыленный кусок хозяйственного мыла, начатая пачка присланного с воли в передачке стирального порошка. Это — всё моё оружие. Это — все мои боеприпасы. Вот с этим и буду наступать. И наступление это нельзя откладывать.

Первым делом в пластмассовом тесноватом, почти детском ведре я прокипятил в адской смеси из раствора мыла, хлорки и стирального порошка свою одежду. Потом той же процедуре подверг наволочку, простынь и другую простынь, служившую пододеяльником.

Запасная одежда у меня была, что не сказать о постельном белье, так что спал я в ту ночь одетым на пустой подушке и голом матрасе, под кусачим, хотя и насквозь заношенным, одеялом, стараясь не думать о тех, кто спал на всём этом до меня, и насколько здоровы и опрятны были эти люди.

На следующий день я, ещё толком не высушив одежду и бельё, прокипятил всё снова. Для большей уверенности в окончательной победе над «парашютистами» и всеми, ими подобными. Для закрепления то ли достигнутого, то ли предполагаемого успеха. Ещё одна ночь на подушке с торчащими клоками ваты и матраце, похоже помнящим постояльцев эпохи ГУЛАГа.