Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

— Знаешь, под этот напев мы в Вильгельмсхафене танцуем новый матросский танец. Если ты меня поцелуешь, я тебе его спляшу. Но сначала надо по-настоящему выпить на брудершафт.

С этими словами он выливает пиво, поданное кельнером, в кадку с каким-то растением. Потом вытаскивает из кармана бутылку портвейна и наполняет стаканы.

Когда Пауль около семи часов вечера возвращается домой, родные готовятся уйти.

— Поскорее ужинай и переодевайся, мы идем в «Мариенбад», — заявляет бабушка.

— Ах, что мне там делать, лучше я дома посижу, — говорит Пауль с напускным спокойствием.

При этом его сердце от волнения начинает колотиться в груди. Отец в это время сердито возится с воротничком, который ему стал широк, и кричит Паулю:

— Хочешь и под Новый год озорничать, не выйдет, пойдешь с нами!

Пауль неохотно повинуется; он знает, что отец непременно настоит на своем. Переодеваясь, он обдумывает план, от которого ни при каких обстоятельствах не намерен отказываться. А теперь и того меньше. Под предлогом, что ему нужно в уборную, — а она на лестничной площадке, — он торопливо сбегает вниз к поджидающему его Мазиле. Повязку он найдет под ковриком для ног перед дверью и туда же должен завтра утром ее опять положить. Но под это обещание Мазила не желает давать денег, дело слишком рискованное.

— Тогда придется отставить, — покорно заявляет Пауль.

Мазила, видимо, никак не может решиться, потом лезет в карман.

— Половину сейчас, а вторую завтра, если ты выполнишь обещание. Но предупреждаю: коли ты меня надуешь — я натравлю на тебя всю нашу братию за нарушение дружбы, тогда тебе здесь, на Веддинге, лучше не показываться.

«Так, чуть не сорвалось». Шагая через две ступеньки, Пауль весело спешит на четвертый этаж. С наслаждением сжимают его пальцы лежащие в кармане гладкие банкноты. Сейчас все его мысли заняты только тем, как бы поскорее удрать из «Мариенбада» на Иоахимштрассе.

Все складывается удачнее, чем он ожидал. В ознаменование встреч со старыми друзьями отцу приходится выпить столько кружек пива, что он о Пауле и не думает. А бабушка занята разговором с другими женщинами и следит за бегающим между столиками малышом. Без всяких угрызений совести Пауль смывается из пивной и на углу Принценаллее прыгает в трамвай. В конце концов, он достаточно взрослый, чтобы проводить время, как ему хочется.

Примерно в то же время Антон Шикеданц, по прозванию Мазила, устремляется в «Поющую скрипку» на Мюнцштрассе. Вместо привычной щегольской одежды он снова облекся в свою старую серо-зеленую военную форму.

Механический инструмент, по имени которого назван этот ресторан, пользующийся дурной славой, визжит увертюру из «Тангейзера». Все столики заняты. Под потолком между бумажными гирляндами висят густые пряди дыма. Здесь курят табак и сушеный буковый лист, к тому же тошнотворно пахнет пуншем.

Гости пьют, беседуют и играют в карты, по старой привычке они бросают на каждого входящего испытующий взгляд. Мазила, видимо, не новичок среди всех этих шлюх, сутенеров, спекулянтов и воров, ибо они тотчас спокойно возвращаются к своим занятиям. Но вот Мазила увидел того, кого он ищет, за столом, где играют в скат. Мимо совсем молоденькой девушки из Армии спасения, которая, издавая время от времени свой «боевой клич», скользит между тесно наставленными стульями, пробирается он к человеку с гладко выбритой грубой физиономией.

— Густав, выйдем-ка на минутку.

Коренастый господин сначала невозмутимо кончает свою спекулятивную сделку. Затем делает вид, что идет в туалет, Мазила уже проверил, не засел ли там кто-нибудь.

— Густав, одна у меня есть!

— Что? Настоящая? С печатью?

— Ну ясно.

— Все в порядке.

Густав Фрикаделька возвращается на место и допивает свое пиво. Потом расплачивается и уходит. За дверью его ждет Мазила.

Когда Пауль, опоздав больше чем на два часа, наконец входит в Старый танцзал, там как раз поют и пляшут модный матросский танец. Залихватское веселье резко противоречит настроению Пауля. Мале нигде не видно, и его красивое юношеское лицо сразу мрачнеет. Когда в следующий раз дамы выбирают кавалеров и его приглашает какая-то блондинка лет на десять старше, он соглашается. Не возражает он, и когда она ведет его к своему столу, принимает ее назойливые нежности: ему все безразлично.

А меньше чем в десяти метрах от него сидит та, о ком он непрестанно думает с тоской, — за ширмой сидит Мале с глазу на глаз с матросом из морского дивизиона.

Когда стрелка показывает без пяти минут полночь, Вальтер восклицает:

— Прошу построиться в пары для новогоднего полонеза!

Пауль и его перезрелая дама тоже занимают место среди танцующих.

— А теперь прошу начать салонный тирольский танец, — возглашает дирижер.

Раздается мелодия народного немецкого танца. Рослые и коротышки, молоденькие и перезрелые, блондинки и брюнетки подходят, приплясывая, к своему кавалеру и в течение нескольких тактов покачиваются в его объятиях, обнаруживая при этом самые разнообразные темпераменты, затем, лукаво улыбаясь, переходят к другому. Эта игра увлекает и Пауля.

Вдруг в его объятиях оказывается Мале.

— Мале, откуда ты взялась?

— А ты где был? Я здесь с половины девятого.

— Я ищу тебя больше двух часов. Разве ты не танцевала?

— Почти что нет; знаешь, я сижу вон в том углу с одним знакомым.

— Ты хоть для меня сберегла местечко?

— Увы, нет… Я теперь, конечно, уже не одна… Ну что поделаешь, раз ты являешься так поздно! — добавляет она, увидев его огорченное лицо, и улыбается при этих словах своему Фите, который мучается с какой-то горбуньей.

Пауль молниеносно угадывает ситуацию, и в нем поднимается горечь.

«Конечно, опять молодчик в мундире! К тому же этакий морской герой… Где уж тут нашему брату тягаться».

Во время этого объяснения он не отпускает девушку, и порядок среди танцующих нарушается.

— Что вы тут не поделили? — говорит Фите и хочет оттащить от него Мале, но Пауль резко отталкивает его.

— Это моя дама, я условился встретиться с ней здесь сегодня вечером. И билет я ей дал.

— Только и всего? На, мой мальчик, получай свои деньги, а на остаток купишь себе пирожное. — С этими словами, добродушная ирония которых обжигает, как удары хлыстом, матрос вытаскивает из нагрудного кармана бумажник… Но Пауль уже двинул его кулаком прямо в лицо.

Женщины вокруг пронзительно вскрикивают. Вальтер и толстяк Отто протискиваются к спорящим, чтобы их унять.

Фите сначала словно окаменел, но им вдруг овладевает мрачная ярость.

— Этот парень меня ни за что ни про что ударил, я его в порошок сотру… — Он хватает Пауля левой рукой за грудь и заносит над ним сжатую в кулак правую, но опустить ее не успевает — руку перехватывает Отто, стараясь его утихомирить.