Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

— Одумайся, приятель, не драться же перед самым Новым годом. У нас же теперь, слава богу, мир. И все мы, так сказать, просто граждане… Пойдем лучше выпьем-ка вместе рюмочку.

— Еще ты мне тут лезешь… — И гамбуржец набрасывается на толстяка.

Новогодняя потасовка в разгаре. В то время как музыка продолжает спокойно играть новогодние мотивы, а часть гостей пытается продолжать танцы, все больше людей принимают участие в рукопашной. Даже женщины в буквальном смысле слова вцепляются друг другу в волосы.

Только когда музыка внезапно обрывается, дерущиеся на миг приостанавливаются. На сцене стоит Вальтер с кружкой пива, от которого валит пар, и ревет только три слова, бросая их в зал:

— С Новым годом!

Этот возглас и последующий туш оказывают прямо-таки магическое действие на толпу. Лица противников добреют, кулаки разжимаются. Одним суют в руки стаканы, другим связывает руки серпантин… Их голоса вливаются в общий хор восклицаний: «С Новым годом!» Люди, только что хватавшие друг друга за шиворот, растроганно обнимаются. Фите, который так съездил Отто по лицу, что у того заплыл глаз, награждает его сердечным поцелуем. Однако Отто не успокаивается до тех пор, пока Фите не заключает мировую и с Паулем. В результате они вшестером усаживаются за освободившийся круглый стол возле буфета. Отто с Эльвирой, Фите с Мале и хмурый Пауль с солдатской вдовой. Отто блаженствует оттого, что мир восстановлен. Он заказал вина и всех угощает.

— Нынче я все спущу, — заявляет он и помахивает толстой пачкой банковых билетов.

— Хотел бы я быть твоим зятем, — замечает Фите.

— Разве вы так легко зарабатываете деньги? — простодушно осведомляется солдатская вдова. Красное лицо Отто, похожее на полную луну, сияет.

— Да ведь как взглянуть, деньги нынче под ногами валяются. Если не поставка лошадей для армии, так маркитантские товары или нефть для дизелей. Главное — надо голову иметь на плечах! — Затем он рычит: — Кельнер, счет!

— Как? Уже домой, а веселье только началось? — надувает губки Эльвира.

— Ничего подобного. Просто надо переменить обстановку. В кафе «Румпельштильцхен» развлекаются до самого утра. А расходы я беру на себя!

Когда Пауль на следующий день проснулся весь разбитый, он помнил только обрывки из того, что происходило вчера. Вход в какое-то кафе. «Играет мистер Псих. Выступает знаменитая танцовщица Силли де Рейдт», — написано на афише у входа. Пили они вино, водку, пиво, пунш… все вперемешку. В ресторане ему стало дурно, и его уложили на какой-то диван. Но диван оказался чертовски жестким. Накрыть его тоже ничем не накрыли, и его трясло от холода.

Вдруг он окончательно пришел в себя. Лежит он не на диване, а на обыкновенной скамье, и находится она не в элегантно обставленной комнате, где он очутился под конец, а в полицейской канцелярии с огромным письменным столом, шкафом и умывальником в углу. Несколько человек в форме обсуждают какое-то нападение бандитов… Полицейские? Видимо, он был пьян до бесчувствия и его подобрал патруль.

От резкого света лампочки больно глазам, и Пауль снова закрывает их. Старается изо всех сил восстановить события этой странной ночи. Голова у него трещит, и грудь давит неизвестно откуда взявшаяся тоска. Видимо, что-то все же произошло…

Вот он лежит на диване, голова его покоится на коленях белокурой Эрны, и все как в тумане. Кто-то барабанит на пианино. Потом Фите, этот проклятый моряк из народного морского дивизиона, отплясывает матросский танец и пытается научить Мале. А через некоторое время все уже сидят под завешенной лампой за большим круглым столом, играют в карты, рядом с каждым груды банкнот… слышно только, как отрывисто называют цифры… тут он опять засыпает.

Когда он снова проснулся от шума резко отодвигаемых стульев, перед игорным столом стоял широкоплечий, гладко выбритый господин в котелке и командовал:

— Всем оставаться на местах! Полиция! Деньги на столе конфискуются.

Немного дальше в тени абажура виднелась какая-то неясная фигура в мундире. Человек сделал движение, свет лампы упал на матово блеснувший ствол пистолета и на красную повязку отрядов охраны безопасности…

Ужасное подозрение, от которого замерло сердце, мелькнуло в голове у Пауля. Он вдруг совершенно очнулся. Но не успевает он осознать свою мысль, как звонит телефон.

Один из полицейских берет трубку.

— Спасибо, и вас с Новым годом… Ну, у нас дело пошло… Что ты говоришь, не из наших? Значит, бандиты с краденой повязкой? Конечно, все опять запишут на счет Эйхгорна и «Спартака», знаем мы эти штучки… Что? Уже напали на след негодяя? Ну, пусть он мне только попадется… Ладно, Георг, будет сделано… Пока, до свидания!

Положив трубку, полицейский обращается к своим товарищам:

— Вы слышали? Значит, как я и подозревал. Поддельного дружинника из отряда охраны безопасности мы скоро увидим: его опознали; говорят, его зовут Мазила и живет он в Веддинге.

Пауль Кегель сразу вскакивает со скамьи.

— Что, молодой человек, протрезвели? Слушайте, парень, где это вы так надрались? Вы же были совсем без памяти, когда мы нашли вас в писсуаре возле Ораниенбургских ворот.

— Можно мне теперь идти?

— Смотрите, в силах ли вы, еще утром вас приволокли двое мужчин, — раздается добродушный ответ.

А другой говорит:

— Вот какова теперешняя молодежь. Ну, будь он моим сыном, я бы ему…

Над Веддингом встает хмурое холодное похмелье, всюду мотаются на ветру обрывки серпантина и поблескивают отвратительные лужи блевотины, извергнутой пьяными. Пауль доехал на конном омнибусе до Лизенштрассе. В голове его беспрерывно и глухо стучит словно молотом одна мысль: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»

«Дружинник и мнимый полицейский совершают ограбление игорного дома», — кричат крупные буквы с газетного листка, выставленного в киоске мамаши Эрмелер.

Не успевает Пауль приблизиться, как из окошечка проворно, точно скворец, выглядывает ведьмина голова старухи:

— Что, в новом году опять хочешь за свои штучки приняться, да? Оставь хоть сегодня Антона в покое, у него грипп, лежит со вчерашнего вечера в кровати. И сейчас еще спит. Не вздумай стучаться к нему. — При этом она смотрит на Пауля искоса, подстерегающим взглядом.

Но напрасно старая обманщица морочит ему голову, он лучше знает, где Мазила был сегодня ночью. Пауль идет во двор и стучит в дверь подвала. Но никто не отзывается, и он тихонько стучит в окно, под которым, как ему известно, стоит кровать Мазилы. Тот выглядывает в щель между занавесками далеко не сразу. Узнав Пауля, он открывает окно, и гость проскальзывает внутрь.

— Слушай, Мазила, что ты натворил?