Людвиг Ренн - Новелла ГДР. 70-е годы

— Как бы дела ни обстояли, подобные разговоры могут создать впечатление, будто нам нужно защищаться. А в итоге решит то, что мы реально сумеем положить на стол.

Вскоре названный сотрудник при всяком удобном случае начал подчеркивать свой растущий интерес к праксиметрии.

Секретарь парторганизации в конце своего доклада сказал, что в значительной степени удалось преодолеть идеологические предубеждения некоторых сотрудников против проекта праксиметрии. Глорс возразил против того, чтобы на эти предубеждения наклеивали ярлык «идеологические». Просто-напросто содержание проекта изложено нечетко.

«Генрих, — думал Старик, — разве ты не замечаешь, что я давно выиграл, что я взял их измором и что они выдохлись. Я добьюсь, что проект примут. Я убежден в его необходимости. А ты защищаешь безнадежное дело, Генрих». Но вслух этого Старик не произнес, он с величайшим терпением и подчеркнутой снисходительностью снова и снова говорил о проекте праксиметрии. Правда, он тоже не мог сказать ничего конкретного о его содержании, ибо проект еще не был достаточно разработан, но в этом-то как раз и состояла идеологическая проблема.

Духота в зале усиливалась. Лица одних побледнели, у других раскраснелись. Глорс подумал, что надо бы открыть окно. Почему Старик говорит так долго? Он же все сказал! Почему они всегда неправильно понимают меня?

«Да-да, содержание, — подумал секретарь парторганизации и, возмущенный, прикрыл на мгновение глаза. — Все склочники, которые не могут найти, к чему бы конкретному придраться в докладе, начинают с возражения: «Но содержание…» Если же копнуть, что они, в сущности, под этим подразумевают, выясняется, что ничего. Столько важных проблем, а тут опять теряешь время».

Старик продолжал говорить с непоколебимым спокойствием. Он смотрел в глаза Генриху Глорсу искренним, убеждающим взглядом и рассчитывал, что вскоре у того появятся признаки беспокойства.

— Нет, — сказал Старик, — вам нечего беспокоиться, эту проблему необходимо раз и навсегда обсудить до конца, и я повторю еще раз…

«Непостижимо, сколько у Старика терпения, — думал завкадрами. — Сразу видишь настоящего человека. И какой контраст — Генрих Глорс. Помешался на своем упрямстве. Теряет самообладание. Завидует успеху других».

В зале стало шумно. Секретарь постучал по столу, и тут Глорс все-таки решился на реплику:

— Но я же совсем не против праксиметрии!

И окончательно потерял симпатии всех собравшихся. Вопрос кадровика оказался уже лишним:

— Генрих, можешь ты нам сказать, чего ты, собственно говоря, добиваешься?

Дома Глорсу было тоскливо. Ему недоставало Эвы-Марии. Но он вспомнил, что его публикация — «О новом аксиоматическом подходе к теории первичных чисел» — как раз появилась в «Международном числографическом журнале», и решил поработать еще несколько часов.

Генрих Глорс получил от профессора Г. Г. Куоррела приглашение на Международный конгресс по теории первичных чисел. Но Старик объявил, что ведущим направлением в институте стал проект праксиметрии и кто сказал «А», должен сказать «Б». Если уж тратить средства на поездку, то на конгресс поедет Гроссман, чтобы выяснить, возможно ли использовать теорию первичных чисел для развития праксиметрии.

Во время разговора Старик зорко наблюдал за реакцией Генриха Глорса. Приглашая Глорса на конгресс, оргкомитет просил его выступить с основным докладом. Поэтому Старик усомнился в правильности своей оценки. Но Глорс не хотел навлекать на себя новых подозрений, будто он противник проекта праксиметрии, и тотчас согласился с мотивировкой Старика. Что окончательно и убедило того в полной несостоятельности Генриха Глорса.

В это же время в «Международном числографическом журнале» появилась вторая работа Генриха Глорса — «О теории вторичных чисел».

Когда техникум механизации навозного производства запросил институт, нет ли у них подходящей кандидатуры на должность преподавателя, Старик тут же подумал о Глорсе. Правда, секретарь парторганизации возразил, работа, мол, с учащимися требует дисциплины и организованности, однако завкадрами заметил, что ему приходилось наблюдать, как новые задачи способствуют стабилизации личности.

Генрих Глорс уже довольно давно чувствовал себя подавленным. И мало-помалу он понял, что переживает кризис. Он был честен с собой. Из того факта, что от него все отвернулись, он мог сделать только один вывод: причину надо искать в самом себе. Возможно, ему, и правда, следует начать все сначала. Конечно, он должен освоить новую для него область навозной технологии. На теорию первичных чисел просто не останется времени.

Когда доктор Глорс покинул институт, сотрудников его группы перебросили на праксиметрию.

Вскоре в «Международном числографическом журнале» появилась третья работа Генриха Глорса — «Об едином представлении теории первичных и вторичных чисел в теории третичных чисел».

Прошло больше года, с тех пор как Глорс начал преподавать числографию в техникуме, и тут институт получил письмо из Университета имени Александра Николаевича Попова: «…мы поздравляем Вас с тем, что среди Ваших сотрудников находится такой талантливый ученый, как Генрих Глорс. Мы рады сообщить Вам, что Ученый совет университета постановил присудить Генриху Глорсу за его выдающиеся достижения по обоснованию теории мультиспециальных чисел степень почетного доктора».

Весь институт был ошеломлен. Здесь не осталось ни одного специалиста по теории первичных чисел, и потому никто не заметил, какую сенсацию произвели работы Глорса во всем мире.

После всестороннего обсуждения в техникум с конфиденциальной миссией поехал секретарь парторганизации. В институте тут же поняли, какая неприятная создалась для них ситуация. А через месяц в техникум отправилась официальная делегация во главе со Стариком, которая привезла Глорсу почетное предложение вернуться в институт.

Генрих Глорс был чрезвычайно тронут, но не мог его принять: он как раз обдумывал, как можно разрешить кризис в основах теории навозной технологии.

Перевод М. Жирмунской.

© Buchverlag Der Morgen, 1973.

Из всех разновидностей счастья обладание деньгами казалось ему самым несбыточным и даже ничтожным. Но теперь, когда карманы были туго набиты банкнотами, он с уверенным видом шагал прямо через газон к конюшням и швырял деньгами на фаворитов, насаживая стомарковые купюры на навозные вилы и не боясь при этом уколоться. Звали его Карл Карраш, и, глядя на него, любителю обобщений пришлось бы сделать досадный вывод: в этой стране трудна ноша счастья для того, кто его не заслужил.