Людвиг Ренн - Новелла ГДР. 70-е годы

Она пустилась бежать, бросив все: рукописи, джинсы, пуловер; она бежала прочь, слыша позади громкий смех, хлопанье дверьми, звяканье стекла.

Утром она неторопливо позавтракала: молоко, чай, яйцо, булочки, сливовый джем. «Мне осталось здесь быть еще два дня, — напряженно размышляла она, — собственно, только полтора». На сюжет для рассказа она здесь не набрела, а быть может, это он не набрел на нее? Но все же кое-что есть: стихи. В них отражен этот край, лица людей из деревни, может, есть и удавшиеся ей строки, чтобы там ни говорил Йохен. Тут ей опять вспомнился сон. Он возвращался подобно припеву, и она снова видела, как Йохен ходит взад-вперед по комнате и трясет головой.

Невыспавшаяся официантка убирала со стола и рассказывала о прошедшей ночи. О том, что свадьба продолжалась почти до четырех, но жених исчез гораздо раньше. Нет, не сбежал, а просто завалился между двумя креслами. А банкет в честь женского дня длился до полуночи. Но две пары — они здесь только познакомились — оставались дольше. Не слишком долго, но все же. Официантка улыбнулась. «В той комнате, что напротив вашей».

Тут поэтесса пожалела о том, что заснула, впустую потратила ночь, да еще видела такие сны, в то время как совсем рядом происходили волнующие события. Быть может, это и была та пряная история, которую она могла бы рассказать людям, даже ее друзьям из бригады «РА — семь римское», а она опять потащится к ним со стихами. Пряная история, возникшая в наше время, 8 Марта. Возможно, что при ближайшем рассмотрении поведать об этом оказалось бы и не так просто: начать с празднования женского дня, кончить двумя парочками на двуспальной тахте в комнате напротив, в то время как в нижнем зале покинутая невеста лежит в объятиях свекра.

Но она в этом не участвовала, не могла ничего подтвердить, не знала, ни как поделили между собой двуспальное ложе две пары, ни как гости в зеркальном салоне утешали невесту. Не сидела она и в кресле, за которым валялся новобрачный, бормоча проклятия.

От этой ночи ей не досталось ничего, кроме тягостного сна, в котором тоже ничего не произошло, ибо между нею и Йохеном Райнертом за все время их знакомства ничего не произошло. И эта дурацкая сцена: критик Райнерт, шагающий взад-вперед по комнате, его насмешливая улыбка, зеленая бархатная портьера, а перед ним стоит раздетая поэтесса, пытаясь оправдаться, и краем глаза поглядывает на другую женщину. Рассказа не будет.

Чем же объяснить этот сон? Ночными звуками, что, смешавшись и став неузнаваемыми, проникли в ее мозг, восточными красками ковра, пестрыми платьями гостей из свадебного автобуса, мягко пружинящей постелью? Или же сухим воздухом этой комнаты, напомнившим ей о Йохене Райнерте? А может быть, еще и тем, что с некоторых пор ей недостает объятий нежного друга?

«Довольно, — подумала она, — рассказа не будет». Она воспользуется последним днем своего пребывания здесь и вымоет голову в теплой ванной комнате, у них дома старая угольная колонка и мыться неудобно.

Перевод С. Шлапоберской.

© Buchverlag Der Morgen, Berlin, 1978.

Маленькая семья, что делать?

Маленькая семья… Точнее, я должна, я обязана делать. Хочу ли я что-то делать?

Что я могу, если две пары больших детских глаз пялятся на каждого отца семейства как на редкую бабочку, если отговорка «мы найдем себе другого» в результате упорных, но тщетных детских поисков теряет свою убедительность, если вопреки лучшим намерениям нет ни времени, ни подходящего случая, чтобы не спеша подобрать кандидатуру на вакантный пост капитана накренившегося семейного корабля? Все время заглушая внутренний голос: «Они же хотят отца», в конце концов подчиняешься его же приказу: «Да ответь же на объявление!»

Проблема основательная.

Что такое брачное объявление? Для Него объявление равноценно предложению, ответ на него равнозначен спросу. Для меня же наоборот: ответ равнозначен предложению, объявление — спросу. Каждый из нас стремится что-то сбыть: себя. Какую часть этого себя хочет сбыть каждый из партнеров? Сколько своевольных голов скрывает это «себя»? В силе законы свободного рынка. Продумать позицию. Учесть проблему конкурентоспособности. Решающие критерии: порядок и надежность, оригинальность, духовный или иной какой-то крупный капитал. Любовь? Любовь — всего лишь оболочка, заключающая в себе потребность в порядке и надежности, оригинальности, духовном или ином каком-то капитале. Все это нужно нам для гарантии любви навеки. Что же мы предлагаем? Говоря честно — лишь некоторую оригинальность. Ищи подходящий с-(во-)прос. Что же нам подходит? Опыт научил нас скромности. И все-таки «Ребенок не помеха» — еще недостаточно. Остается лишь: «Д-р техн. наук (архитектор), разв., ищет интеллигентную, имеющую жизненный опыт женщину, желательно с детьми».

После всех этих рассуждений возможен один-единственный ответ. Он гласит:

«Глубокоуважаемый господин д-р техн. наук (архитектор), разв.!

Легче дать объявление, чем ответить на него, в чем Вы можете убедиться по неизобретательности моего к Вам обращения. На Ваш тройной спрос — «интеллигентная, имеющая жизненный опыт, желательно с детьми» — абсолютно подходящим предложением с моей стороны является лишь одно — мои дети, но здесь при всем моем старании я не смогла подыскать впечатляющих слов для рекламы. Так как мыкаться с ними мне приходится в одиночку, стоит принять во внимание, что порою я нахожу их очаровательными. Иногда мне удается отстоять свой авторитет, поколебав их беззаботность, что всякий раз переполняет меня гордостью. И тем обиднее сознавать в этот ответственный момент, что в остальных пунктах спроса, касающегося моей личности, я оказываюсь в несколько затруднительном положении. Я родила своих детей за девять лет совместной жизни с любимым человеком и обеспечивала их, в сущности, одна. Любовь, которая крепла во мне все девять лет, с противоположной стороны все девять лет угасала, так что разрыв, которого я не ожидала, по-настоящему сразил меня. В этом — если трезво оценивать ситуацию по прошествии долгих лет — есть известная доля комизма, и все же я не рискну назвать это основой своего житейского опыта. Вот мы и перешли к вопросу об интеллигентности. Очевидно, она как-то связана с профессией, а ее я сменяла довольно часто. Побывав секретаршей, подавальщицей пива, статисткой «Немецкого театра» и так и не обретя профессионального счастья, я наряду с работой в бюро вот уже десять лет учусь, пробиваясь в учении скорее локтями, чем головой: четыре года — вечерняя школа, два года — вычислительная техника, год — программирование и, наконец, инженерный вуз. Диплом нужен мне, во-вторых, ради существования, во-первых же, чтобы заняться впоследствии социологией. Верное направление я нашла не сразу.