Михаил Попов - На кресах всходних

Янина резко шагнула мимо переводчика к выходу. Но он быстрой, подготовленной к тому рукой схватил ее за рукав:

— Я сказал, не уйдешь!

Обер-лейтенант выглянул в предбанник, осмотрел сидящих там и с раздраженным «доннерветтером» исчез.

— Что он? — поинтересовался Михась.

— Сходи поищи этого переводчика тут, по Дворцу. Если что, я тебя позову.

Витольд Ромуальдович не хотел показывать сыну своего состояния, он был одновременно и в бешенстве, и в тревоге. В совокупности с тем первым пустопорожним рейсом сюда нынешнее сиденье перед запертой дверью оборачивалось несомненным издевательством. Но это было бы полбеды. завелся под сердцем у пана Порхневича червяк совсем дикого подозрения. В общем, дорогой господин староста, не пора ли задуматься: а не зашли ли к тебе с тыла?

Все, Зеппу и Вилли больше уже никак было не усидеть на одном месте. Уже и водки не хотелось, хотя достать ее было бы нетрудно. Хотелось приключений, но набор возможных вариантов активного веселья был скуден. Пойти пострелять в окна аборигенам — тоже мне радость! А ведь больше ничего в голову не приходит.

Ахтунг!

Генрих!

Косноязычный переводчик развлекается, а они, отличные парни, должны киснуть здесь, в медвежьем холодном углу, при унылом, ненормально работящем архитекторе!

— Идем! — поднял палец Вилли.

— Едем! — тоже поднял палец Зепп.

— Партизаны? — отрезвляюще поднял палец Вилли.

— Чушь, мелочь, — отмахнулся Зепп, и Вилли был ему благодарен за это.

— Экселенц? — все еще сомневался Вилли.

— Арбайтен, — сделал сложный жест руками Зепп, и они оба радостно захохотали.

Если бы они были немного менее пьяны, то усомнились бы в своем праве без разрешения воспользоваться вторым мотоциклом для такой сомнительной цели, как прогулка в гости к товарищу и его семье. Генрих уехал наверняка с разрешения господина обер-лейтенанта, но почему бы обер-лейтенанту не дать разрешение на поездку и им, раз они поедут туда же, куда уехал ефрейтор? Допустим, они подумали, что пора бы прийти ему на выручку, ведь мог же он попасть в сложное положение. То-то его так давно нет. Иногда для пьяных время летит стремительно, иногда, наоборот, мучительно тянется, тут был второй случай.

Взяли с собой винтовки, скрытно выкатили и завели хорошего парня «БМВ», благо гараж располагался через три строения от «лаборатории», и рванули «на помощь» своему не очень близкому товарищу Генриху Скиндеру.

— Нигде, — сказал Михась, размазывая по лицу холодный пот.

— Бери коляску и скоренько домой.

— ?

— Просто глянь, все ли ровно, все ли тихо.

Выражение лица у сына сделалось еще более непонимающим.

— Почудилось мне что-то, — пояснил Витольд.

Михась кивнул, отцовы приказания приучен был исполнять, даже не понимая, зачем это нужно. Исчез из дверного проема.

Чуть ли не через полминуты дверь распахнулась снова. Витольд Ромуальдович чуть было не спросил: чего тебе?

На пороге стоял Мирон.

Открылась, как бы специально, и другая дверь — показалась физиономия обер-лейтенанта Аллофса, он перебегал взглядом с одного активиста нового порядка на другого и быстро так жевал зубами нижнюю губу.

Сказал фразу по-немецки. Осознавал, что его не понимают, и был этим фактом раздражен. Полная невменяемость тех, кто должен был немедленно воспринимать и исполнять его начальническую волю, ощущалась им как абсурд. Он длинно вскрикнул и захлопнул свою дверь.

Мирон сделал шаг назад и пропал.

Витольд Ромуальдович почувствовал: часть тяжести сползла с сердца. Мирон здесь, и не похоже, что радостно возбужден, скорее в тревоге.

Мирон не испугался Витольда. Скорее обрадовался: раз отец здесь, значит, Скиндеру легче будет выкрасть для него, Мирона, Янину.

Влюбленный полицай вышел из дома отца Ионы, где пережидал нужное время, и двинулся навстречу обещанному мотоциклу Скиндера с Яниной. В тихом рождественском воздухе не слышалось ничего мотоциклетного. Мирон добрел до «Колизея», увидел свет в «мастерской обер-лейтенанта», просто так заглянул в предбанник.

Мирон быстро пошел обратно к храму, дыша морозным воздухом и глядя, как пар дыхания переплетается со звездными туманностями. Надо ждать у церкви.

Но ни у Порхневича, ни у Сахоня после их мгновенного свидания полного успокоения на душе не наступило. И тот и другой все сильнее сомневались в Скиндере.

Мирон остановился и уперся лбом в плечо мерзлого тополя. Зачем связался? Но как можно было отказаться?!

Витольд Ромуальдович вышел на улицу. Из-за того что сидел у печки в полушубке, сразу замерз, его стала бить сильная дрожь и кожный мороз пошел по всему телу. Что это за сволочь такая творится со мной?!

— Михась! Ты еще здесь?

Тот стоял у коляски, распутывая постромки и что-то увязывая. Мирона он не видел. В слабом звездном освещении различимы только его очертания и дыхание лошади. Он собирался плюхнуться на сиденье и катить.

— Чего, батька?

— Ладно, езжай. — И тут же: — Постой. Я с тобой поеду.

К черту этого лейтенанта!

Михась вел коляску не быстро — темнота кругом, отец не подгонял. Он уже был уверен, что никакой обер-лейтенант его не вызывал, только в голову не приходило, зачем мозгляку Скиндеру нужна была эта выкрутасина. Все же раскрывается само собой.

У «школы» в Гуриновичах, на тускло освещенном крыльце стояла обширная фигура в белом бараньем тулупе и со шмайссером на брюхе.

Гапан, переваливаясь, выкатил поперек пробегающей коляски. Михась невольно придержал вожжи.

— Витольд Ромуальдович, что там у тебя на веске?

— Еду посмотреть.

— С господином Аллофсом чаи гоняли?

Пан Порхневич не понял, с завистью сказано или с издевкой, и поэтому не ответил.

— А я гляжу, один мотоциклет прокатил туда, обратно, потом опять туда. Через час другой. Я с тобой подъеду, гляну.

— Ты мне подножку обломаешь.

— Не.

Коляска качнулась, как яхта, и с правым креном покатила дальше.

— Так вы не чайком, по поводу водочки, может, баловались?

Пахло от Михася, он для храбрости припал к бутыли, когда послали ехать до деревни. Витольд Ромуальдович только хмыкнул. Пусть Гапан думает что хочет.

Гуриновичи кончились, и пошел заметный уклон к реке. Посреди спуска стояла кузня — темная, мертвая, черное пятно на широком снегу. Но не на нем остановились глаза всех троих из коляски.

Через мост, урча и поводя чуть столбами фонарного огня, двигались оба германских мотоциклета. Сколько сидело на втором, было не понять, а в первом явно двое, второй в люльке. Вся команда обер-лейтенанта Аллофса в полном составе.

Моторы перешли на надсадный режим, выехав с моста на ведущую наверх дорогу.

Гапан соскочил на снег, приветливо хлопая себя по бокам рукавицами.