Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

— На сто пятьдесят процентов, радость моя! — Элиза Хансен приветливо улыбнулась. — Так же, как и тебе, и доктору Келлеру никакая немецкая власть не сможет запретить приезжать сюда. Вам обоим — и никому больше, кто захочет посетить нас. Доктор Келлер будет часто приезжать сюда. Он будет и дальше руководить фабрикой. — Она обратилась к чрезвычайно корректному мужчине, похожему на банкира. — Вы будете делать то, что считаете нужным — всегда, доктор Келлер. Это должно принципиально…

— Сразу же позвоню и вылечу, доктор Хансен. И привезу с собой, в случае необходимости, лучших специалистов и адвокатов.

— Я знаю, что могу на вас положиться, — сказала Элиза и улыбнулась ему.

— Конечно, будет судебный процесс, — сказал доктор Келлер. — Но ничего из этого не выйдет, определенно. Кроме большой болтовни в средствах массовой информации. Вот поэтому я и позволил себе договориться с самыми лучшими адвокатами, какие только существуют.

— С какими же?

Он назвал три имени.

— Отлично, доктор.

Элиза еще раз улыбнулась ему.

— Оба доверенных фирмы, естественно, будут осуждены.

— Естественно, — сказала Элиза и обратилась к Хилмару Хансену. — Есть температура? Посмотри сейчас же!

Осторожно тот высвободил из рубашки градусник, который чуть торчал из подмышки.

— Покажи-ка!

Он протянул ей термометр.

— Тридцать семь и восемь. Повышенная температура. После чая ты ляжешь в кровать!

— Конечно, мой самый любимый человек, — сказал Хилмар Хансен.

— В семь часов зайдет доктор Тастил.

— А вот это совсем ни к чему…

— Это просто необходимо. Ты же знаешь, с какой тщательностью мы должны следить за своим здоровьем — в этом все еще слабом состоянии твоего организма. — Она взглянула на Томаса. — Я каждый день буду звонить тебе по телефону, сокровище мое. Ежедневно я должна слышать твой голос.

— И я всегда тут в твоем распоряжении, — сказал доктор Келлер.

— У нас достаточно времени, чтобы подумать, в какую гимназию отдать тебя, — сказала Элиза. — Может быть, даже за границу. В Англию, во Францию. Ведь время проходит так быстро. Ты будешь изучать химию. Ты ведь этого хотел.

— Да, мама. Живопись всего лишь хобби.

Она поцеловала его.

— Что за замечательный у меня сын! Придет время, и ты будешь руководить концерном «Хансен-Хеми». Доктор Келлер уже позаботился о том, что все принадлежит тебе и ничего не может быть конфисковано. Нет никакой судебной ответственности всех членов семьи за деяния, совершенные одним из членов. Доктор Келлер поможет тебе, мой любимый.

Бутлер Ульрих разлил по чашкам чай.

— В Германии не проходит ни дня без нарушений. Но заводы продолжают работать, как и раньше, — сказала Элиза Хансен. — Не заботься ни о чем. Все уладит доктор Келлер.

— Никто не осмелится их закрыть, — сказал генеральный поверенный. — Сколько рабочих мест будет тогда потеряно!

— Ты слышишь это? Все продолжается. Но сейчас ты останешься у своей мамочки на месяц.

— Нет, — сказал Томас.

Элиза Хансен все еще смеялась.

— Что нет, сердце мое?

— Нет, я не останусь с тобой, — сказал Томас и серьезно посмотрел на мать.

— Ты…

Элиза Хансен, потрясенная, внимательно изучала его.

— Больше никогда, — возразил ей сын.

— Но почему нет, любимый мой? — воскликнула она. — Почему нет, ради всего на свете?

— Потому, что я хочу вернуться назад, к Тези, — сказал Томас.

— Это экономка? — спросил доктор Келлер изысканного господина Хансена.

— Да. Фрау Тоерен, — ответил тот.

— Ты хочешь вернуться к фрау Терезе? — спросила Элиза Хансен, и голос ее неожиданно сделался беззвучным.

За пару секунд она постарела на двадцать лет.

— Да, мама, — сказал Томас. — И я хочу остаться у Тези. Позвони ей, пожалуйста, по телефону и скажи, чтобы она сразу вылетала забрать меня отсюда!

Внезапно в зале воцарилась тишина.

Корова медленно встала, покачалась и упала. Пара других из стада тоже поднялись, страшно скрюченное животное не могло встать. И те, что поднялись, тоже упали.

Компания, думал Маркус Марвин, который в то время, когда в зале большой виллы на озере Уракай в Парагвае вдруг воцарилась мертвая тишина, проезжая в «лендровере» мимо от атомной резервации, мимо земли Рэя Эванса и его ущербных зверей по направлению к небольшому городку Меса. Образовывались все новые компании. Здесь я уже однажды был. И все это видел. Как будто вечность прошла. А ведь побывал здесь только в марте. Всего семь месяцев тому назад. Что произошло за эти семь месяцев? После моего приезда сюда все, что я здесь увидел и услышал, изменило мою жизнь. Они выбросили меня из министерства экологии в Хессинге. Я оказался в Физическом обществе Любека. Моя любимая дочь Сюзанна мертва, расстреляна в бразильских джунглях. И другие люди были убиты. Где же был все время я?

За Марвином, во второй машине, ехали Бернд Экланд, Кати Рааль и Валери Рот. Рядом с ним сидела Изабель, на заднем сиденье — Гиллес. Им нужно было провести последние съемки. Они засняли этих животных и атомную резервацию Ханворда, разговаривали с жителями и представителями власти, задокументировали, какие беды принесло атомно-плутониевое хозяйство. Теперь они еще раз хотели съездить в Мессу, в кафе, принадлежавшее племяннику Рэя Эванса Тому.

Компания. Опять образуется компания, подумал Маркус Марвин. Следуя за второй машиной, он ехал вниз по улице Месы Main Street. И здесь мы уже снимали, подумал он. Для остальных все в новинку. Бензозаправочные станции, кинотеатры, магазины, банки, лавки, несколько высотных домов, слабое движение автотранспорта.

И люди, подумал Марвин. Все выглядят подавленно. Никто не смеется. Даже дети, и те серьезные. Совсем немногие из них играют. Но и в игре они печальны. Большинство из них сидят или стоят в кружке. Как скот на пастбище Эванса. Здесь стало еще скучнее.

Он увидел кафе и прижал «ровер» к обочине дороги, машина, ехавшая за ним с Экландом за рулем, последовала его примеру. Здесь, подумал Марвин, Рэй Эванс пел своим надтреснутым голосом, сейчас припомню точно…

«Ahm tired of livin’ An’ feared of dying. But Ol' man river he jes keeps rollin’ along…»

Я боюсь жизни и смерти, но Ol' man river, старый дружище Ток спокойно течет, все дальше, дальше и дальше.

Ничего не изменилось в кафе.

Та же длинная стойка, за которой на высоких табуретках, ели и пили. Те же разноцветные ниши с цветными столами и стульями из пластика. Рядом — лавочка, торгующая безделушками, аптека, магазин парфюмерно-галантерейных и аптекарских товаров, универсальный магазин, аптека.

Едва Кати вошла в аптеку, лицо ее приняло желто-зеленый оттенок, и она помчалась в женский туалет. И только Валери заметила это во время взаимных приветствий. Через несколько минут она пошла вслед за Кати и застала ее в предбаннике, выложенном белым кафелем, с двумя белыми зеркалами над раковиной. Дрожа, Кати стояла перед раковиной и полоскала рот. Вид ее был жалок. Под глазами — темные круги.