Ольга Февралёва - Происхождение боли

— А за погодой ты тогда не наблюдал? Тебя не учили замечать в бою только чужое оружие?

— Если тебе не жаль увечного, то смилуйся хоть надо мной: не заставляй смотреть, как они оба!..

— Ты, прекрасная дева, вообще отвернись и закрой уши. А ты, агнец в волчьей шкуре, смотри и слушай внимательней, — с этими словами полководец отдал Ротгеру свой меч и взял себе секиру. Перевооружённый, он подошёл к призраку, кивнул ему:

— Что скажешь, вражок?

— Я призываю в свидетели Бога, вельможного князя и всех достославных рыцарей этой земли и говорю тебе, крестоносец, что ты лжешь, как собака, истине и справедливости вопреки, и я вызываю тебя на бой на ристалище, пешего или конного, на копьях, секирах, коротких или длинных мечах!

Дануше и Ротгер трепетали в обнимку, как потерявшиеся дети. Их защитник отвечал:

— Собаки не лгут. А ты на истину бы не облизывался: не сладка. Что, если нашёлся человек, чья любовь сильней твоей — сильней настолько, что ради неё он готов изменить всем обетам, бросить всё, чему прежде служил, ведь вне этой любви для него нет ни закона, ни Бога. И не нужно ему благословения от дядьки и тестя. И не сохнет по нему ни одна темнокосая резвушка. Хочешь встать у него на пути? — поднял топор на левое плечо — Попытайся.

Супостат взмахнул секирой, но человек перед ним вдруг превратился в циркулярную пилу, которая со свистом вошла в его поясницу. Призрак испустил метельный визг и разлетелся крупным снегом. Победитель выпрямился и посмотрел на спутников.

Со своего приступка Ротгер видел не того, кого сравнивал с троллем, а самого себя, исправившего смертоносную ошибку. Его подавленность сменило окрыляющее счастье, дух снова исполнился мощи и смелости. Он вынул исцелённую десницу из петли и переложил в неё меч.

— Всё, милая, — сказал он Дануше, уткнувшейся лицом ему в грудь, — Первый враг развеян, а больше мне никто не страшен.

Но только девушка взглянула, как на шахматное поле вышел второй лев. Он принял облик её самой и начал жаловаться, указывая на Ротгера.

— Они сломали мою лютню — разбили об стену!

Тевтонец вновь смутился.

Тут сама Дануше подбежала к двойнице:

— Хватит врать и притворяться! Хватит стыдиться любви! Ты сама разбила лютню о шлем того из них, кто подошёл ближе. Вспомни, как увидела его лицо, когда он рассматривал вмятину на своей железной шапке, — такое простое, человеческое! Вспомни его первые слова к тебе: «Я не тот, кто убил твою мать».

Привидение вздохнуло, развёло руками; его бледная плоть и голубое платье вскружились исчезающим снежным вихрем.

— С победой, сестра, — сказал полководец, — Но теперь мы ему не заступники.

Они с Дануше вступили на чёрный порог по ту сторону шахматного поля, а последний лев пошёл в наступление. В глазах Ротгера его друзей огородила чёрная решётка. Из-за неё безликий прокричал ему:

— Угадывай скорее, кто это!

Он и угадал, и обеими руками вцепился в меч, зажмурился, а когда открыл глаза, увидел длиннобородого старика в доспехах и орденских знаках.

— Господи! Зигфрид! — всхлипнула Дануше.

— Надо же, — нервно пошутил полководец, — Я знал его куда моложе…

— Нельзя потворствовать своим слабостям, — сурово заговорил призрак, — ибо плоть и дух ваши станут немощны и жестокое это племя со временем так придавит коленом вам грудь, что больше вы уже не восстанете. Отрекитесь от плотских утех и непотребства, укрепите вашу плоть и ваш дух, ибо я вижу в воздухе белые орлиные крылья и когти орла, красные от крови крестоносцев…

— Не робей, друг! Сделай этого хрыча! // Правда с тобой! — взывали помощники.

Ротгер спустился на ристалище, подняв оружие и отвечая:

— Благородный комтур, высокочтимый старший брат! Больше не будет никаких орлов и ран. Я люблю эту девушку, а она — меня, и слава о наших сердцах заглушит всю вражду…

— Ваши грехи умрут вместе с вами — в безвестности!

— Нет! Вашей власти конец! Я беру на себя управление этим замком, а вам предлагаю уйти подобру-поздорову, или выяснить на деле, кто из нас двоих немощен! — говоря так, он обошёл врага и оказался в шаге от спутников.

— Скорее к нам!!!

Решётка давно пропала. Правой пяткой Ротгер уже переступил границу. Вдруг Зигфрид схватил себя за горло, и подлетел; над его седой головой паутинно блеснула верёвка. Он забился, захрипел, но вскоре обессилел и, прежде чем затихнуть, в последнем усилии протянул руки к отступнику и прошипел: «Сы-нок!». Ротгер ринулся было к ему, но Дануше и безликий вцепились в его плечи и оттянули с шахматного поля. Мгновенно вспыхнул серый свет, и троица оказалась на дворе Монсальвата, по ту сторону его запертой двери.

Безымянный:Ну, вот и выбрались.

Ротгер:Что это значило? Почему он не рассыпался?!

Безымянный:Похоже, он настоящий. Один из тамошних узников.

Ротгер:Зигфрид — там, среди повешенных?!

Безымянный:Они сами повесились.

Дануше:Пойдёмте отсюда.

Ротгер:Куда? Как я могу спастись теперь — когда пропадает тот, кто был мне в жизни как отец, больше отца!? Да, он был жесток и преступен, но меня любил, наверное, одного во всём мире. Как же я брошу его!?

Безымянный:Он намеренно послал тебя на смерть.

Ротгер:Пусть так, но даже это он сделал из любви ко мне, чтоб, как ему казалось, спасти мою душу.

Дануше:А как же я и моя любовь? Я предала родителей, мужа, родину!..

Ротгер:Всякая невеста предаёт родителей. Муж твой тебя не обнимал. А родина — вообще пустое слово. Ты стала праведницей, полюбив врага. А я готов на всё ради спасения моего убийцы! Вернёмся за ним, командир, умоляю!

Безымянный( забирая у него свой меч и возвращая секиру ): Остынь. Мы уходим.

Дануше:Но, может быть, он прав…

Безымянный( присаживаясь на порог замка, подавленно ): Вы надоели мне своей ересью. Спасение! Кто его выдумал!?… Ваши стремления и веры никчёмны. Сказать, почему?… Лет через сорок-пятьдесят ты, Ротгер, будешь свободен, ты увидишь Эдем. А знаете, куда отправлюсь я в свой срок? Я перейду на сторону врагов. Не потому, что я желаю этого, а потому что в этом моя правда. Я разнесу Валхаллу и обрушусь в Царство Лжи такой бедой, какой даже оно не ведало, и не уйду, покуда не пресеку последнего человеческого дыхания. А здесь пусть непрерывно идут чёрные ливни, чтоб океан поднялся выше всех плотин и гор и смыл все жизни, весь свет… Только Рыба будет ещё долго собирать свою золотую икру; когда же наконец все души соберутся в Ней, Она опустится на дно, заснёт, и больше — ничего, никого, никогда.

Дануше:В мышином писке больше смысла и страха, чем в твоих бреднях! Одного не понимаю — как Дух Правды тебя терпит!