Свейдн Бергсвейнссон - Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

За эти годы он не стал красноречивее и всегда почему-то робел с Йоусабет, которая еще в раннем детстве не желала слушаться мать. Он совершенно не понимал, чем ей не по душе установленные матерью правила, которые он так уважал и которые со временем обретали в его глазах все больший вес. Он смущенно сидит напротив Йоусабет в своей полутемной конторе, долго молчит и наконец, не придумав ничего лучше, говорит:

— Это безумие, девочка моя.

Йоусабет едва сдерживается, чтобы не рассмеяться в лицо этому смущенному пожилому человеку. Она хотела бы полюбить его: ведь он находился во власти того же тирана, но в отличие от нее ему это нравилось.

— Надо же мне когда-нибудь выйти замуж.

— Конечно, бог тебе в помощь, доченька, но неужели ты не могла выбрать достойного человека?

— Однажды я уже выбрала себе мужа, но его выгнали, а нашего ребенка украли, — с горечью ответила она.

— Почему ты все время выбираешь тех, кто гораздо ниже тебя?

Она иронически рассмеялась:

— А что я такого сделала в жизни, чтобы быть выше их? Или, может, тут дело в том, что ты накопил много денег, а мать всю жизнь выставляла напоказ свое тщеславие?

— Но ведь он… убийца.

— Докажи.

— Священник никогда не согласится обвенчать вас против воли твоих родителей.

— Обойдемся и без его благословения, мы уже сами себя обвенчали.

— Tc-c, — сказал он, будто у конторских стен имелись уши. — Я обещаю отправить тебя куда угодно, если ты оставишь эту затею, и ты никогда не будешь нуждаться в деньгах.

— Ты, значит, хочешь, чтобы я погибла в Копенгагене? Думаешь, так лучше, думаешь, здесь никто ничего не узнает?

Он не отвечает. Эта девушка крайне огорчает его, бросает вызов и ему, и всему тому, на чем строится благополучие поселка. И тут в голову ему приходят соображения финансового порядка:

— А на что вы собираетесь жить? Я не стану принимать от него рыбу и могу хоть сейчас отобрать у него за долги и дом, и лодку.

Йоусабет рассердилась не на шутку:

— Что же, давай, заставь родную дочь умереть с голоду — это же не убийство. — С этими словами она побежала к Ислейвуру.

Он не так смел. У него уже была встреча с торговцем Вальдемаром.

«Тебе, видно, недостаточно всего, что было, ты еще хочешь и дочь мою соблазнить? Если так будет продолжаться, я не вижу причин скрывать от сислумадюра слухи о том, как именно умер твой брат».

Ислейвур едва ли сумеет выстоять в этой борьбе, слишком тяжело досталась ему любовь, хотя сражение за нее еще только разгорается.

— Йоусабет, — сказал он, бледнея от сознания собственного малодушия, — я не хочу быть причиной несчастья, которое ждет нас, если ты пойдешь против воли родителей, вряд ли ты так уж сильно любишь меня. Ты словно играешь с ними в какую-то игру — мстишь им за себя или еще что.

— Трудно сказать, — зло проговорила Йоусабет, — трудно сказать, как и почему человек любит, но мне жаль, что ты заодно с моими тиранами.

— Да ведь я только о тебе беспокоюсь, я на все готов, только бы ты была со мной. Я же с самого детства мечтаю о тебе, потому что люблю.

— Мы не можем понять ни других, ни самих себя, — рассеянно ответила она, думая о чем-то своем. — Может быть, и я всю жизнь любила тебя, хоть и не подозревала об этом, пока обоим нам не стало худо. Помню, еще девчонкой мечтала, чтобы ты меня приревновал к Йоуну. А может, нас объединила не любовь, а беда, но в таком случае это наша беда и никому нет до нее дела.

— Что я могу предложить тебе? — в отчаянии воскликнул он. — Голод и людское презрение, а может быть, что-нибудь еще хуже. Да и что ты знаешь обо мне, кроме того, что я убийца?

Она подошла к нему, погладила по голове:

— Все мы в той или иной степени убийцы, все мы подчас убиваем кого-то, но мы должны жить и бороться за эту жизнь. Пусть отец стыдит нас за бедность — у всех должны быть воля и самостоятельность, которые нельзя продавать за хлеб, если хочешь отличаться чем-то от домашнего скота. Тебе решать: или меня пошлют в ссылку, а ты останешься гнить здесь, или мы вместе бросим всем вызов.

Он осторожно высвободился из ее объятий, подошел к окну. Кусочек мира за окном отнюдь не радует глаз: грязный снег, тропинки, протоптанные людьми, которые упорно борются за существование, под снегом — камни, а там, дальше, — океан, и ни одной зеленой ветки вокруг, ни лучика солнца. Но это его мир, хочешь не хочешь, а придется жить в нем; и все же насколько он красивее, когда рядом Йоусабет.

Ислейвур отвернулся от окна и улыбнулся ей.

Йоусабет переехала к Ислейвуру, и отец ее не осмелился полностью лишить их средств к существованию: духу не хватило пойти на убийство, послать дочь на голодную смерть. Однако поздними вечерами торговец с женой по-прежнему ломали себе голову, где найти выход из этой скандальной ситуации, — искали и не могли найти.

Йоусабет держалась бодро и бесстрашно:

— Летом я буду ходить с тобой в море, ведь я умею грести не хуже любого из парней, которые учили меня этому.

Она даже заставила старую Кристину помогать ей по дому, а соседей — приходить к ним на кофе. Никто не смел отказать дочери торговца, а кроме того, было о чем посудачить после. Другое дело — Ислейвур, все чурались его, как и раньше, — ведь он пока не женат на Йоусабет.

Он один вышел на лодке во фьорд пострелять птиц, когда налетел ветер. Паруса он с собой не взял, поэтому назад пришлось грести, что заняло много времени; когда он достиг берега, прибой был уже очень силен. Он подгреб к причалу и привязал лодку к двум столбам, чтобы ее не разбило о сваи.

Но, придя домой и взглянув в окно, заметил, что лодка отходит от берега — она может попасть в прибой и разбиться о прибрежные камни! Но как же это получилось, ведь он крепко привязал ее. Со всех ног он бросился к причалу и обнаружил, что веревки, удерживающие лодку, перерезаны. Какая подлость! Неужели он заслужил такое? Неужели все эти люди настолько добродетельны, что не могут вытерпеть его общества? Но сейчас не время для раздумий. Из-за сильного прибоя все лодки были вытащены на берег, но у причала болтался челнок, принадлежавший торговцу. Он быстро отвязал суденышко и, оттолкнув от берега, прыгнул в него с веслами. Он должен спасти свою лодку, на ней они с Йоусабет будут вместе выходить летом в море, если он не подыщет матроса. Эта лодка была их единственной надеждой, единственной возможностью добыть средства к существованию.

— Ты погибнешь! — крикнул ему старый Торви. Заметив, как пустая лодка отходит от причала, он прибежал на берег. — Брось, не стоит ради нее рисковать жизнью.

Не рисковать жизнью ради лодки? Но не опаснее ли для его жизни бросить ее?

Он гребет изо всех сил. Волны, словно пробку, бросают челнок, уже наполовину залитый водой, грести трудно, однако, несмотря на шторм, он быстро догоняет потерянную лодку. Она вот-вот окажется в полосе бешеного прибоя. Ислейвур налегает на весла; это — погоня за удачей, ведь если он потерпит поражение, то жертва Йоусабет ни к чему, он никогда не сможет смотреть ей в глаза и улыбаться: без лодки он нищий. Последний рывок. Его враги не будут торжествовать. С большим трудом он, захватив весла, перебирается в лодку и оставляет челнок на произвол стихии. Но лодка уже в полосе прибоя, и, как он ни работает веслами, ему не удается развернуть ее и уйти от опасности — неистовствующие валы захлестывают лодку, гонят ее все ближе к берегу, наконец она ударяется о камни, переворачивается и тонет. Криков о помощи не слышно — Ислейвур молча исчезает в пучине.