Франц Холер - Платформа №4

Прощаясь, она сказала, что во всех случаях поможет Веронике уладить формальности, когда та решит, как ей поступить с телом.

Вероника поинтересовалась, откуда у нее столько свободного времени, она ведь наверняка работает.

— Я все еще отдыхаю, — улыбнулась Изабелла, — просто не на Стромболи, а в Цюрихе.

— Merci infiniment [9] Спасибо огромное (франц.). , — сказала на прощание Вероника, поцеловала ее и прошла мимо целой группы американцев, куривших у раздвижной двери, в холл отеля.

Вернувшись домой, Изабелла зашла в ванную комнату проверить зарядку мобильного телефона, вытащила вилку зарядного устройства из розетки и увидела, что опять кто-то звонил. С неизвестного номера.

— Вот так выглядит урна, подготовленная к выдаче, — сообщил господин в костюме антрацитового цвета и темно-синем галстуке, когда они вместе обратились к нему за консультацией в городском бюро ритуальных услуг.

Он поднял перевязанную высокую коробку с наклеенным адресом и поставил на специальный столик между собою и двумя женщинами, так что над краем коробки теперь только-только виднелась его голова.

— Но внутри находится медная модель, поэтому она довольно тяжелая, а вот с вариантом из ясеневой древесины упаковка будет намного легче, се n'est pas tellement lourd, — обратился он к Веронике, которая попробовала поднять коробку, взявшись обеими руками.

Вероника кивнула.

Вместе с урной она получит официальную справку о содержимом коробки для предъявления на таможне при въезде в Канаду, если это потребуется, продолжал сотрудник похоронного бюро. В расписке о получении надо будет указать, как она намерена поступить с урной и прахом, то есть собирается ли она хранить прах дома или развеять, и если последнее, то где — над озером, рекой, морем, в лесу или в горах, хотя все это чистая формальность.

— Над рекой, — уточнила Вероника.

— Вообще это не имеет значения, — заметил сотрудник.

— Над рекой, — повторила она, — над рекой Святого Лаврентия.

— Прекрасно, — кивнул похоронщик, — «над рекой», этого достаточно.

— Да нет же, над рекой Святого Лаврентия! — настаивала Вероника, всхлипывая. Но тут же спросила, можно ли оплатить счет карточкой.

— Разумеется, — ответил сотрудник. Она даст ему номер карточки, он быстренько проверит данные, и вот еще: имеется ли у нее контактный адрес в Швейцарии?

Вероника назвала отель, но Изабелла велела записать ее адрес, они ведь подруги.

Чуть позже они опять зашли в то кафе, откуда видны башни собора, но на этот раз сели за столик на улице, под утренним солнышком, и заказали черный чай.

Изабелла помогла Веронике уладить все необходимое: свидетельство о смерти Мартена, которое полицейский принес Веронике в отель, уже сдано, кремация назначена, срок выдачи урны с прахом — не более трех дней.

Вероника благодарила Изабеллу, для нее такая помощь неоценима, а ведь Изабелла вовсе не обязана ей помогать.

Изабелла возражала, она ведь помогала Веронике от души.

Три лебедя медленно плыли против течения Лиммата по направлению к озеру. На Ратушном мосту стояла седовласая женщина с маленькой вертлявой девочкой. Девочка то и дело лазила в бумажный пакет в руках у бабушки и пригоршнями бросала лебедям хлебные крошки.

— Voilà, — сказала Вероника, — et la vie continue [10] Вот видишь, жизнь продолжается (франц.). .

Изабелла кивнула. Жизнь продолжается, она тоже всегда об этом думает, когда прощается с кем-то из своего отделения, когда выходит из зала крематория, а на улице чирикают птички и светит солнце, она всегда думает, как же это прекрасно — жить дальше.

Вероника заговорила о другом. Непонятно, надо ли устраивать какую-то панихиду, в церковь они с Мартеном не ходили… Вот разве что пригласить родственников и друзей, нет?

На мосту какой-то прохожий фотографировал японскую пару по их просьбе. Собирают доказательства о поездке в Швейцарию.

Вероника помешала ложечкой чай.

Есть у нее еще одно пожелание, но она, наверное, слишком много хочет…

Какое пожелание?

Не могла бы Изабелла показать то место, где умер Мартен?

Да, она охотно это сделает.

Охотно? В самом деле? Разве это не связано для нее с неприятными воспоминаниями?

Изабелла на минутку задумалась. Похоже, все происшедшее еще не перешло в разряд воспоминаний, оно и до сих пор представляется ей невероятным, как сцена, которую можно повторить с другой концовкой. Он помог бы ей затащить чемодан в вагон, постоял бы немного, попрощался бы с легким поклоном, а она поехала бы в аэропорт и улетела в Неаполь, нашла бы там катер и сидела бы теперь не в Цюрихе с жительницей Канады, которую знает ровно со вчерашнего дня, а на Стромболи и пила бы со своей давней подругой Барбарой чай, а то и сицилийское Неро д'Авола в увитой виноградом беседке, да срывала бы спелые ягоды…

Вместе они пошли пешком к вокзалу, Изабелла провела Веронику через холм Линденхоф, одно из самых любимых ее мест в городе, где когда-то стояла римская крепость и где открывается вид на Лиммат, Ратушу и Нидердорф. И где башни кафедрального собора, оказавшись почти на уровне глаз, выглядят не такими уж самоуверенными.

Подростки целым классом сидели на площади с альбомами для рисования, а учитель, завязавший в конский хвост свои тронутые сединой волосы, переходил от одной группы к другой и раздавал указания и комментарии. Чуть поодаль старички в беретах и шерстяных шапочках двигали туда-сюда большие шахматные фигуры. Изабелла с Вероникой уселись возле большого фонтана на каменную ограду, которая завершает площадь и резко уходит вниз, к домам на берегу реки.

— Смерть, — заговорила Вероника, — это самое невероятное в жизни. К ней невозможно привыкнуть. — И взглянула на Изабеллу: может, та думает иначе?

— В доме престарелых смерть — частая гостья, — промолвила Изабелла. — Но по-деловому с ней умеют обращаться только похоронщики, а я каждый раз не нахожу себе места, если тот, с кем я только что разговаривала, вдруг лежит и не дышит. Куда пропали смех и речь, куда ушли мысли и воспоминания? Где богатство целой жизни?

Порой она представляет себе жизнь как большой кипящий котел с супом, из которого черпаком наливают полную тарелку, когда человек появился на свет, а потом из нее поедят, поедят, да под конец сольют в котел остатки.

Вероника улыбнулась. Образ ей понравился. Жизнь как таковая не пропадает, да, но жизнь Мартена все же пропала, причем сама она, Вероника, с ней так и не познакомилась по-настоящему.

— Мартен сумел прожить свою жизнь до конца, — возразила Изабелла. — Вон там, впереди, в стену врезана римская плита, где две тысячи лет назад впервые был письменно упомянут Цюрих, и эта плита — надгробие ребенка.