Маделин Уикхем - Удиви меня

Так зовут водителя грузовика, который убил моего папу на трассе М6. Гэри Батлер. (Его дело так и не дошло до суда за неимением доказательств.) В самые страшные из моих «плохих дней» (как я это называю сейчас) я отыскала его адрес, приехала к нему и просто стояла за его домом. Но, по всей видимости, стоять позади людских домов безо всякой на то причины (они называли это «следить»), писать письма (они называли их «угрожающими») для нормального человека «совершенно неприемлемо» (так сказала его жена). Угрожать? Серьезно? Дэну пришлось приехать и уговаривать меня уйти. Тогда-то все и начали встревоженно шушукаться по углам: «Бедняжка Сильви! Все никак не может отойти».

После этого случая у Дэна что-то щелкнуло в голове. Он и так всегда чересчур меня опекал (открывал передо мной двери и предлагал свою куртку), но в тот раз все зашло слишком далеко. Он забирал меня на машине после работы. Сам он взял отпуск, чтобы присматривать за девочками. Даже договорился с миссис Кендрик о небольшом дополнительном отпуске для меня. А еще он всеми силами пытался затащить меня к психотерапевту (хотя я и всячески отговаривала его от этого). Помню, когда врач сказал Дэну, что мне нужно хорошо высыпаться (конечно, тогда я страдала бессонницей. А кто смог бы спать спокойно после всего, что произошло?), Дэн купил затемняющие жалюзи и диски с медитативной расслабляющей музыкой. Он даже попросил всех наших соседей не шуметь по вечерам. Он все еще спрашивает меня каждое утро, хорошо ли я выспалась. Это вошло у него в привычку, он будто превратился в персональный трекер сна.

Мама, с другой стороны, совсем не хотела об этом знать. Я вовсе не говорю, что это плохо. Она скорбела, безумно скучала по папе, как она могла беспокоиться еще и обо мне? Это вовсе не делало ее холодной и равнодушной, просто мама плохо справляется с проявлениями необъяснимого поведения у кого-то. Однажды, когда мне было девять, у нас обедал один дядька, который напился так, что свалился с дивана. Как и любому ребенку, мне было весело наблюдать за таким. Но когда я упомянула об этом на следующий день, мама просто закрыла тему. Как будто ничего не случилось.

Поэтому, когда я начала свои безмолвные дозоры у дома Гэри Батлера, мама захотела поскорее это прекратить («Сильви, что же люди скажут?!»). Мама хотела, чтобы я начала принимать таблетки. Мама хотела, чтобы я съездила за границу на месяц-другой.

(Сама она погрузилась в свое горе, как черепаха в панцирь. Закрылась в своей спальне после похорон и не впускала никого две недели. Потом она просто вышла оттуда хорошо одетая с идеальным макияжем. Но каждый раз при упоминании папы начинала моргать. Мама никогда не плакала, только яростно моргала.)

– Дедуля на небесах, – вставляет Тесса, также разглядывая фотографию. – Дедуля сидит на облачке, да, мамуль?

– Может быть, – опасливо отвечаю я.

В конце концов, что я могу знать? Возможно, папа и вправду где-то там, наверху, сидит на огромном облаке.

– А что, если он упадет? – боязливо спрашивает Анна. – Мама, что будет, если дедуля упадет?

– Он будет крепко держаться за облачко, да, мама? – произносит Тесса, и обе они смотрят на меня с надеждой в глазах, абсолютно уверенные, что я знаю ответ. Потому что я мамочка, которая знает все на свете.

Из глаз уже готовы хлынуть горячие слезы. Хотела бы я в действительности быть такой, какой они меня видят. Хотела бы и вправду знать все на свете. Через сколько лет они поймут, что мамочка вовсе не знает ответов на все вопросы? Что всех ответов не может знать никто? Смотрю на их пытливые личики и не могу даже вынести мысли о том, что однажды мои девочки узнают обо всем том дерьме, что происходит в мире, и им придется с этим разбираться самим. Меня может не быть рядом, чтобы помочь им.

– Все хорошо, Сильви? – спрашивает Дэн, внезапно появившийся из гостиной. Видит, что я смотрю на фотографию папы, и понимает сразу, о чем я думаю. Папины фотографии всегда топят меня в болоте собственной боли.

Если честно, загнать меня в это болото может все, что угодно.

– Все отлично, – натягиваю на лицо радостную улыбку. – Итак, девочки, с какой вкуснятинкой вы хотите блинчиков?

Отвлечь девочек необходимо; не хочу, чтобы Тесса лепетала о дедуле и облаках перед моей мамой.

– Кленовый сироп!

– А я хочу с шоколадной пастой!

Анна и Тесса пулями ринулись на кухню, позабыв о дедушке. Следую за Дэном на кухню, мама уже тоже вышла из гостиной и идет чуть ли не бок о бок с Дэном. Настроение само собой начинает улучшаться. Похоже, у игры «Удиви меня» оказался неожиданный (и довольно приятный) побочный эффект – Дэн и моя мама наконец-то опять хорошо общаются. То, как они стояли в гостиной, так близко друг к другу, говорили с такой прямолинейностью и открытостью, какой я не замечала за ними даже раньше.

Выходит, они все-таки ладят друг с другом. В каком-то смысле. Просто…

Я уже говорила, что Дэн «пружинится» всякий раз, когда речь заходит о моем отце. Говорила, что Дэн немного занозист по поводу его денег и… прочего. Может, Дэн наконец перестал так напрягаться из-за этого? Может, Дэн изменил свое отношение?

Или не изменил. К концу обеда на лице Дэна застыло его обычное колючее выражение глаз (какое бывает всегда, когда он в гостях у моей мамы), а все потому, что мама узнала о змее и начала подтрунивать над Дэном. Я вижу его попытки отвечать вежливо и с улыбкой на ее подковырки, так что не виню его (почти). У мамы в привычке выбирать какую-нибудь тему для шутки и обмусоливать ее часами, пока не надоест. Поймала себя на том, что едва не встала на сторону змеюки (едва!).

– Я всегда хотела себе любимого питомца, когда была маленькой, – рассказываю я девочкам, чтобы хоть как-то прекратить эти шутки. – Не змею, конечно. Котенка.

– Котеночка! – восторженно вздыхает Тесса.

– Твоя рептилия наверняка бы съела котенка, – все не унимается мама. – Ты этим кормишь змею, Дэн? Живыми котятами?

– Вовсе нет. – Дэн пытается говорить ровным голосом. – Это совсем не так.

– Какой вздор, мама, – хмурюсь я. Как бы мама своими шуточками не напугала девчат. – Бабушка шутит, девочки, – поворачиваюсь я к малышкам. – Змеи не едят котят! В любом случае, – продолжаю я, – завести домашнее животное мне не разрешали. Братьев и сестер у меня не было, так что… Попробуйте угадайте? Я придумала себе воображаемую подружку. Ее звали Линн.

Я никогда не рассказывала девочкам о моей воображаемой подруге. Не знаю почему.

Нет, конечно, я знаю. Потому что мои родители заставляли меня стыдиться этого. Стыдиться собственного воображения. До сих пор не представляю, где я нашла мужество, чтобы сейчас просто так заговорить об этом перед мамой.

Я часто размышляю о своем детстве, особенно сейчас, когда у меня уже есть свои дети. Отчетливо помню, что родители мои совсем не одобряли ту форму, в которую вылилось мое детское одиночество. Они были замечательными, самыми лучшими родителями, но в одном они ошиблись.