Лана Барсукова - Счастливые неудачники [litres]

От политики она пряталась, чтобы не делать себе больно. Слишком глумливо обошлось с ней время. У нее был свой счет к кульбитам, которые делала история. Отца посадили за расшатывание устоев социализма, а теперь на ее глазах эти устои пинали все кому не лень. На трибуну Дворца съездов лезли говорливые адвокаты в клетчатых пиджачках и вещали о частной инициативе, которая спасет страну. Хорошо поставленным голосом они убеждали всех, что знают, куда и как надо рулить. Маруся в этом сомневалась. Она помнила, как такие же адвокаты не сумели защитить ее отца, и никто из них в знак протеста не отказался от партбилета.

В стране развернулись кооператоры. Они пробили первую брешь в плотине плановой экономики. Заводы и фабрики пока держали оборону, но в воздухе пахло грядущей и неизбежной победой их будущих хозяев. Приватизация разнесла плотину плановой экономики в щепки. Появились парни в спортивных костюмах, карманы которых оттопыривались то ли от денег, то ли от оружия. В моду вошли малиновые пиджаки и золотые цепи на бычьих шеях. Появились дорогие иномарки и дешевые проститутки. Свобода ломанулась в двери секс-шопов и казино. Милиция стала отличаться от бандитов только формой.

В эту обновленную страну вернулся из зоны отец. Он отсидел от звонка до звонка. Видимо, не смог найти общий язык с лагерным начальством, вот и не попал под амнистию. Вернулся бывший горнист, больной и старый.

Маруся видела недоумение в глазах отца. Он не спрашивал, не ругался, не возмущался. Молчал. В глазах скорбь и вопрос: «Что это?» Хотелось ответить: «Новая шуба», но он бы не понял, ведь историю с реставрацией он пропустил. По уважительной причине.

Марусе стало тягостно бывать в родительском доме. Мама, которая за долгие годы приспособилась обходиться без отца, теперь мучительно приучала себя жить рядом с этим почти незнакомым ей человеком. Каждый день их отношения искрили раздражением. Отец целыми днями смотрел телевизор, слушал радио, читал газеты. И молчал. Мама от этого впадала в тревожную истеричность. Однажды отец перестал молчать и предложил ей развестись. Мама согласилась.

К этому времени у Маруси и самой не все в семье было гладко.

Маруся вышла замуж по тогдашним меркам довольно поздно, когда ей уже перевалило за тридцать. Долго отходила от истории с Семеном, который дал понять, что гусь свинье не товарищ. С чем она была полностью согласна. Правда, они с Семеном расходились в понимании того, кто из них гусь, а кто – свинья.

На заводе, куда Маруся устроилась работать после того, как ее турнули из аспирантуры, на пару дней закрыли столовую. На табличке было написано «по техническим причинам». Но все догадывались, что столовую закрыли для потравы тараканов. Судя по их количеству и размеру, тараканы питались лучше, чем посетители столовой.

В эти дни Маруся бегала обедать в кафе, через дорогу. В первый раз сходила вхолостую, а во второй – познакомилась с интеллигентным молодым человеком, Дмитрием, работающим неподалеку в конструкторском бюро. Бюро было мелкое, и столовая сотрудникам не полагалась, потому он с коллегами каждый день обедал в этом кафе.

Маруся часто потом думала, как бы сложилась ее жизнь, если бы тараканы подохли быстрее или вообще бы не завелись. Маруся и Дмитрий были ровня, оба – характерные представители технической интеллигенции, читающие перепечатанных на «Эре» Набокова и Булгакова. Этих писателей не продавали в книжных магазинах как идейно чуждых, приходилось изворачиваться, печатать самим. Словом, «парочка – гусь да гагарочка», оба из разряда прокладочной интеллигенции. Ведь в СССР было два основных класса – пролетариат и трудовое крестьянство, а между ними, как прокладка, оказалась зажата народная интеллигенция. Социальная близость способствует браку. Легко и естественно, без особых мук родилась еще одна «ячейка общества», как тогда называли семью. Маруся и Дмитрий обещали быть примерной «ячейкой», построившей брак не на страстной любви, а на трезвом расчете социального подобия.

Семья создалась в «застойный период» и умела жить в спокойном ритме позднего социализма. В новой России все изменилось. Марусин завод работал с перебоями, зарплата выдавалась от случая к случаю. Но все-таки завод стоял, и была надежда, что все как-то устаканится. Ведь на нем выпускались прежние граненые стаканы. Это был тот самый «папин завод», где так и не научились делать хрусталь.

У ее мужа, Дмитрия, ситуация сложилась хуже. Рыночную ценность представляло здание, где размещалось их конструкторское бюро. Замечательное здание, с хорошими подъездными путями, идеальный объект под оптовый склад. Единственный минус состоял в том, что объект был с обременением, то есть продавался вместе с людьми. Можно, конечно, конструкторов переучить в кладовщиков, хотя бы самых способных. Марусин муж отказался быть кладовщиком и ушел на «свободные хлеба», то есть в никуда.

Это «никуда» привело его на диван перед телевизором, где он смотрел все политические программы и, в отличие от Марусиного отца, не молчал. Он вступал в спор с участниками программ, ловил их на противоречиях и объяснял жене нелогичность их позиций. Марусе казалось, что у нее дома идет непрекращающийся политический митинг. Дмитрий оттачивал на ней свои аргументы и риторические приемы. Он был настолько красноречив и убедителен, что если бы Ельцин или Чубайс послушали его речи, то колесо истории завертелось бы в другую сторону. Но выслушивать приходилось одной Марусе.

В какой-то момент она поняла, что Дмитрий, как робот с ограниченным набором действий, может только сидеть, стоять или лежать. Сначала он долго-долго сидел за партой, потом долго-долго стоял у кульмана, теперь будет долго-долго лежать перед телевизором. Словом, это затяжная история. Открытие неприятно поразило Марусю и поставило вопрос: что же делать? Ей сорок лет с внушительным хвостиком, у нее есть неработающий муж и двое детей с хорошим аппетитом и быстро растущим размером обуви. Прогнать мужа? Но он же не собака, чтобы избавляться от него ввиду ненадобности. И потом, его любят дети. У них своя правда и свои права. Например, право жить в полной семье.

У ее подруги Томки ситуация была схожая. Только хуже. Оставшись без работы и без денег, муж ударил Томку за то, что она попросила его вынести мусор. «Я что, баба – мусор носить?» Хотя раньше это считалось его обязанностью. Но раньше он был не «баба», потому что кормил семью. Мог позволить себе и ведро вынести, от него как от мужчины не убыло бы. А теперь злосчастное ведро ставило под сомнение его мужественность, которую он утверждал, проводя время в гараже с мужиками и пивом.

Томка очень образно описала Марусе ситуацию с их мужьями. «Мужики – они ж как деревья, ураган их валит. А мы, как трава, стелемся, нам никакой ураган не страшен». Стелиться предлагалось в сторону Стамбула.