Владимир Сорокин - Тридцатая любовь Марины

Черкасов удивленно присвистнул:

– Ну, красота…

Подойдя ближе, он стал читать. Румянцев присоединился к нему.

– А вот это верно, – серьезно проговорил Черкасов, многозначительно постучав пальцем по большой статье о предстоящем субботнике. – Готовиться надо не только на словах. Действительно, если б каждый взял обязательство – представляешь, во что бы это суммировалось?

– Еще бы, – потер подбородок Румянцев, – я же это давно предлагал. А проголосовали только за сорок процентов…

– Дааа… конечно, конец квартала, тут план делать надо. Людей понять можно…

– Да что ж мы – слабосильные, что ли?! – возмущенно проговорила Лена. – Неужели десяток лишних деталей трудно сделать?! Знаете, если у вас в парткоме засели волокитчики и перестраховщики, мы, комсомольцы, обратимся в райком партии!

Черкасов успокаивающе похлопал ее по плечу:

– Ладно, ладно, не кипятись. Этот вопрос будет решаться на днях. Не думай, что вы одни печетесь о достойной подготовке к субботнику. Сергей Николаич предлагал то же самое еще полтора месяца назад…

Девушки удивленно посмотрели на сосредоточенно молчащего Румянцева.

– Как… полтора месяца? – спросила Лена.

– Да. Полтора месяца назад, – продолжал Черкасов. – И советовался там, куда вы собираетесь идти, – в райкоме партии.

Девушки притихли.

– Извините, Сергей Николаич. Мы не знали… – проговорила Лена.

– Да ну что вы, девушки! – рассмеялся Румянцев. – Это замечательно, что вы так по-боевому настроены. Очень хорошо. Я думаю, Валентин Андреич, надо будущее партсобрание сделать открытым. Пусть комсомольцы придут. Вот тогда и поговорим, что называется, начистоту.

– Правильно, – кивнул Черкасов и посмотрел на часы. – А теперь – по местам. Без пяти семь, а вы еще здесь!

– Ой, бежим, девчата! – крикнула Лена, и девушки помчались по пустому коридору.

Черкасов и Румянцев, улыбаясь, смотрели им вслед.

В этот день Марина обработала двести десять корпусов.

Как и прошлый раз, он пролетел очень быстро: не успела как следует разработаться – уже обед, а послеобеденное время пронеслось еще быстрее. Вся работа прошла благополучно, если не считать непродолжительной остановки станка из-за замены резцов. Но два наладчика трудились споро, и через двадцать минут Марина уже крепила очередную деталь.

Мастер, бригадир и смежники остались довольны Мариной. Даже немногословный Николай Федорович, что работал на сложном револьверном станке в конце цеха, и то подошел к ней, посмотрел и улыбнулся своими лукаво-сердитыми глазами…

Один раз подходил Сергей Николаич, спрашивал про трудности и нравится ли ей здесь. Марина ответила, что трудности преодолимы, а понравилось ей на заводе сразу.

В этот день в обеденный перерыв девочки показали ей красный уголок и зал для собраний, сводили в сборочный цех, который поразил Марину.

После рабочего дня пошли на лекцию о международном положении. Большой зал ДК с трудом смог вместить всех желающих. Доклад был очень интересным, обстоятельным и подробным. Молодой широкоплечий докладчик с ежиком рыжеватых волос и красивым фотогеничным лицом говорил живо, серьезно и доходчиво. Он рассказал собравшимся о сложившейся на сегодняшний день международной обстановке, о внешней политике Советского Союза, а затем более подробно остановился на некоторых особенностях непростой ситуации на Ближнем Востоке.

Зал слушал внимательно.

Под конец докладчик, все так же обстоятельно, ответил на все вопросы, поблагодарил слушателей и обещал приехать через месяц с новой лекцией, чем вызвал аплодисменты.

– Молодец! – шепнула Лена Марине, вставая и громко хлопая в ладоши. – Вот как выступать надо!

Когда стали выходить из зала, Марина отозвала Лену в сторону:

– Понимаешь… мне же трудовую книжку надо забрать…

– Откуда?

– Отсюда. Я здесь раньше работала.

– Ну так пойди и возьми.

– Да неудобно как-то…

– Чего же неудобного?! А ну, пошли вместе! Показывай, куда идти!

– Подожди, Лен, может, не сейчас, а?

– Пошли, без разговоров! Что это за ложная скромность?! Ты же прирожденная станочница, а дурака валяешь!

Лена крепко взяла ее за руку и повела по коридору. Марине все здесь было знакомо до мелочей: светло-зеленые стены, высокий потолок, старый паркет под ногами, двери…

– Вон там, – шепнула Марина, показывая на преподавательскую.

За дверью слышались оживленные голоса.

“Сейчас как набросятся: Мариночка, да куда же ты, да на кого нас оставляешь…” – раздраженно подумала Марина.

Лена решительно распахнула дверь. Они вошли в ярко освещенную, полную людей комнату. Шум стих, все повернулись к вошедшим. Тут были педагоги музыкальной студии, директор, завуч, худрук и… Сергей Николаич Румянцев!

Марина удивленно открыла рот, но круглолицый директор, улыбаясь, сам пошел к ней:

– Аааа… вот и наша нарушительница! Здравствуйте, Марина Ивановна, здравствуйте.

Она хотела что-то сказать, набрав в легкие побольше воздуха, но директор предупредительно замахал своими толстопалыми руками:

– Знаем, знаем, все знаем! В курсе всех событий!

– Да? – робко спросила Марина.

– Да, да, да! Сергей Николаич нам все объяснил. Ну что ж, жаль, конечно, но против твоего желания коллектив идти не может. Правда? – оглянулся он по сторонам.

– Конечно.

– Если призвание – что ж теперь…

– Правильно, Мариночка, правильно…

– Иди, иди, Марин.

– Главное – чтоб работа по душе была.

Марина слушала реплики бывших коллег и не верила своим ушам.

– Тогда вопрос закрыт! – бодро улыбнулся директор и протянул Марине ее трудовую книжку.

Она взяла ее, снова посмотрела на собравшихся.

Все улыбались. Лена радостно жала ей локоть. Сергей Николаич торжествующе подмигивал…

За неделю многое изменилось в жизни Марины.

Она стала жить в комнате со Светой и маленьким Мишкой, обрезала волосы и ногти, раздала все свое вельветовое, кожаное и джинсовое имущество, перестала красить губы, подводить глаза и пудриться. Целиком отдавая себя работе, она овладела профессией настолько, что в пятницу обработала триста двадцать четыре детали, заставив Ивана Михайловича изумленно присвистнуть:

– Триста двадцать четыре… быть не может…

– У нас все может! – крикнула рядом стоящая Лена.

– Дааа… – Соколов качал головой. – Вот так Марина-музыкант! Вот так начинающая…

Марина радостно чистила станок, сметая щеткой сероватые завитки стружки.

А вечером в общежитии девушки отмечали Маринин успех.

Стол был раздвинут и накрыт красивой сиреневой скатертью. На скатерти стояла бутылка шампанского, лежали фрукты в просторной вазе и красовался большой, испеченный усилиями двух комнат торт, на шоколадной поверхности которого было выведено розовым кремом: