Поль-Лу Сулицер - Деньги

Короткая остановка в гостиной, затем я подымаюсь вслед за ней по лестнице, и вид ее обнаженных бедер и округлых ягодиц у меня под носом заставляет немного нервничать.

— Сюда, пожалуйста.

Я слышу постукивание аппаратов, прежде чем замечаю их: телетайпы, их около двадцати. Три или четыре девушки просматривают бумажные ленты, и они тоже обнажены, как и женщина-мажордом, которая открыла мне дверь.

— Сюда.

Двустворчатая застекленная дверь. Я вхожу в большую комнату, забитую десятками восточных ковров, разбросанных в художественном беспорядке между бесчисленными мягкими диванами. Поначалу я вижу скопление обнаженных тел и начинаю думать о какой-то феллининской оргии. Но нет, мужчина одет в розовую шелковую рубашку с широкими рукавами и в штаны, тоже шелковые и широкие, но зеленые, а также в черные казачьи сапоги из мягкой кожи. Он лежит, развалившись на обнаженных телах нескольких девиц, в то время как другие возлегают там и сям на многочисленных разноцветных подушках, кто на животе, кто на боку. О Турке мне рассказывал и Хаятт, и Лаватер. Уте тоже весьма интересно обрисовала его. И вот он передо мной. Ради встречи с ним я проделал длинный путь, и он того стóит. В нем слишком много турецкого: мощный, толстый, даже тучный, у него слегка раскосые и довольно томные глаза, янычарские усы, и на бычьей шее гордо сидит бритая голова. Лет ему, должно быть, около тридцати пяти. Он спрашивает меня с улыбкой:

— Как я вам нравлюсь?

— Не настолько, чтобы жениться.

— Как поживает Хаятт?

— Прекрасно.

— Что он рассказывал обо мне?

— Он говорил мне о вас как о человеке, к которому обращаются, когда срочно нужны большие деньги, который предоставляет эти деньги в долг и принимает на себя риски, на какие не согласится ни один банк. И еще он сказал, что эти долги лучше возвращать, если не хочешь иметь проблем.

Его черные с узким разрезом глаза с женственной томностью во взгляде внимательно прощупывают меня.

— Так как, вы говорите, вас зовут?

— Симбалли.

— Красивое имя. Оно напоминает мне цимбалы, чуть грубоватую музыку, танец. Я слышал о каком-то Симбалли, раньше он работал в строительстве.

— Это мой отец.

Застекленная двустворчатая дверь, отделяющая нас от комнаты с телетайпами, отворяется, и в комнату входит девушка с листом бумаги, который она протягивает Турку. Тот просматривает, кивает головой в знак согласия и говорит: «Двадцать тысяч». Мне с трудом удается оторвать взгляд от всех этих обнаженных женских тел, совершенно прекрасных в своей естественной красоте.

— Хаятт мне также рассказывал, что вы страстный любитель конных скачек, что вы ежечасно отслеживаете скачки во всем мире и вкладываете в пари огромные деньги.

Девушка с телетайпа ушла.

— У вас, мне кажется, было ко мне предложение, — говорит Турок.

Лежа на спине и бесстыдно раскинув ноги, мне улыбается девушка. Ей шестнадцать или семнадцать лет. Это блондинка с необыкновенно светлой кожей.

— Пять месяцев назад вы предоставили французу по имени Анри-Жорж Ландо займ для финансирования работ по реконструкции ресторана на Елисейских Полях. Я хотел бы выкупить его долговую расписку.

— Известна ли вам сумма?

— Четыре с половиной миллиона франков. Я предлагаю вам пять.

— Наличными?

— Наличными. И любой удобный для вас способ оплаты.

— Откуда у вас такие деньги? От отца?

— Я сам заработал каждый цент.

Я догадываюсь, каким будет следующий вопрос, и поднимаю руку, чтобы его предупредить:

— Мне двадцать два с половиной года.

Турок касается рукой бугорка Венеры юной блондинки — той самой, что улыбалась мне, и запускает пальцы в белесую поросль лобка. Девушка вскрикивает от боли. Черные с узким разрезом глаза Турка задумчиво смотрят вдаль.

— Симбалли… Мне нравится это имя. Это красивое имя, напоминающее мне танец.

— Я без ума от радости.

Чувствую, что он откажется.

— Но мой ответ — нет, — говорит Турок, по-прежнему глядя куда-то вдаль. Его рука все еще ласкает живот девушки, которая улыбалась мне и была за это наказана.

— Я не продам вам это долговое обязательство, Симбалли, и дело не в деньгах. Случилось так, что именно я поручился сохранить его. Кое-кто выступил гарантом.

Как вспышка, срабатывает чутье:

— Банк Мартина Яла из Женевы.

Бездушные глаза любителя женских прелестей смотрят на меня в упор.

— Кто та девушка, что привезла вас сюда?

— Подруга.

— Какая подруга?

— Подруга.

— Мне сказали, что она высокая и очень красивая.

Я пожимаю плечами. Поворачиваюсь, смотрю на телетайпы, у меня возникает идея, и я спрашиваю, как бы ни к кому не обращаясь:

— А сейчас где-нибудь проходят скачки?

— В Сан-Диего, в Калифорнии.

— Начались?

— Первый забег уже состоялся.

По его голосу я понял, что он догадался, куда я клоню. Он тут же добавляет: «Мы могли бы это сделать в третьем забеге». Знак через застекленную дверь, и нам приносят список участников забега. Их одиннадцать.

— Вы понимаете что-нибудь в лошадях?

— Многое. Я знаю, например, что у них четыре ноги.

Он вручает мне список.

— Выбирайте своего фаворита.

Я читаю имена, которые мне ничего не говорят. Выбираю наугад и называю:

— Серебряный Дракон, стартовый номер пять.

Быть может, я выбрал эту кличку из-за драконов, развешенных повсюду на улицах Гонконга по случаю китайского Нового года?

— Ваш выбор мог быть и хуже. Ставка четырнадцать к одному. Вы хотите сделать ставку?

Я отвечаю:

— Давайте договоримся: если моя лошадь победит, вы продаете мне долговое обязательство.

Он улыбается:

— Хорошо. И сколько вы ставите на Серебряного Дракона?

— Один фунт.

— Только победа. Второе и третье места не рассматриваются.

— Идет.

Он с торжественным видом дает распоряжения. Негритянка с восхитительными бедрами передает по телетайпу заключенное нами пари на расстояние в восемь или девять тысяч километров.

— Я, пожалуй, последую вашему примеру, — говорит Турок. — Для меня это будет десять тысяч долларов. Это действительно вам не интересно?

— Нет.

Внезапно в комнате, где мы находимся, наступает какая-то особо напряженная тишина. Чтобы как-то прервать ее, я спрашиваю:

— И сколько времени все это займет?

— Десять или пятнадцать минут.

Позади меня открывается дверь, на миг пропуская шум телетайпов, затем с резким звуком захлопывается. Голос Уте:

— Ты меня звал?

— Убирайся отсюда.

— Постойте, вы нас нисколько не беспокоите, — обращается Турок к датчанке. — Скорее наоборот. Я прошу вас остаться.

Чтобы доказать свои слова, он встает, опираясь на животы и груди. Мы с ним примерно одного роста, но он намного массивнее и весит около ста килограммов. Он начинает вертеться вокруг датчанки. В это время в комнате вновь появляется негритянка с телетайпа: у нее новости.