Франсуа-Анри Дезерабль - Некий господин Пекельный
- Название:Некий господин Пекельный
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Corpus
- Год:2019
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-107586-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Франсуа-Анри Дезерабль - Некий господин Пекельный краткое содержание
Молодой француз, альтер эго автора и пылкий поклонник Ромена Гари, пускается на поиски одного из персонажей романизированной автобиографии Гари “Обещание на рассвете”. Некий господин Пекельный, маленький человечек с порыжевшей от табака бородкой, не дает ему покоя. Погиб ли он от рук нацистов, как почти все вильнюсские евреи, или ему удалось бежать? Да и существовал ли он на самом деле? По ходу этих поисков автор ведет читателя по следам самого Ромена Гари – из Вильнюса, где прошло его детство, через Вторую мировую к вершинам дипломатической и литературной карьеры, включая уникальную литературную мистификацию Гари-Ажар и загадочное самоубийство.
Некий господин Пекельный - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
И властью единого имени
Я заново жизнь твою начинаю
Я рожден чтобы встретить тебя
Чтобы имя твое назвать
[58] Перефразированная цитата из стихотворения Поля Элюара “Свобода”. Перефразированный перевод М. Ваксмахера..
Потом я еще раз поехал в Вильно и снял там на три ночи комнату на чердаке, некрасивую и слишком дорогую, с грубой мебелью, зато ее окошко выходило во двор дома номер 18 по улице Йонаса Басанавичюса, то есть по-старому – дома номер 16 по Большой Погулянке. Я уснул в этой комнате, и мне опять приснился тот самый выпуск передачи “Апострофы”, а среди ночи я проснулся, высунул голову в окошко, и привиделся мне не Ромен, а Роман: я пробежал глазами по двору, где век назад бегали его ножки, и вздрогнул при мысли, что двор – тот же самый и кусочек небесного бархата в звездах над ним – тот же самый и только век другой.
А окончательно проснулся я уже среди дня – солнечный луч упирался в циферблат стенных часов, стрелки показывали двенадцать. Я спустился во двор: детишки гоняли мяч, полуголый мужчина надраивал свою машину, допотопную развалюху; две кошки нежились на солнышке, яркий свет дробился и искрился у них на усах, мордочки лоснились; у одного подъезда стояла старая женщина в вышитом платке, покрывавшем голову и плечи, обеими руками она опиралась на трость, точнее, на простую, необструганную палку, верно подобранную где-нибудь в лесу. Она что-то сказала мне, я не понял, ответил по-английски – sorry , я не говорю по-литовски. Тогда она спросила: Sprechen Sie Deutsch? [59] Вы говорите по‑немецки? (нем.)
Она знала немецкий, ну и я – кое-как, мы нашли общий язык. Она спросила, что я делаю в Вильнюсе, приехал посмотреть? Nein , сказал я, nein , не совсем.
Не совсем – я писатель, иду по следам Ромена Гари.
– Знаю-знаю, – сказала она, – все знают. Лично-то я с ним не была знакома, но несколько книжек читала. Я родилась здесь в 1928-м и здесь же прожила всю жизнь.
– То есть живете в этом доме с 1928 года? – переспросил я ее.
Она кивнула. Не знаю почему – ведь я заранее знал ответ, знал, что она скажет “нет”, – я все-таки задал вопрос:
– А вы, случайно, не знали человека по имени Пекельный?
– Пекельный? Конечно, – ответила она, – конечно знала. А вы что, его родственник? Это было давно. Он умер во время войны, как и все остальные.
И указала своей тростью (просто палкой) окно на третьем этаже: “Он жил вон там”.
Одно из двух: или, что вполне вероятно, эта женщина надо мной посмеялась, или она начиталась книжки под названием “Обещание на рассвете”, узнала из нее про Пекельного и убедила себя, что знавала его. Это тоже вполне возможно, бывает же, что вымысел выплескивается из области литературы, вторгается в реальность и смешивается с нею. Я это знаю по себе.
Лет в двадцать с небольшим я первый раз прочитал “Одиннадцать”.
Не знаю, каким диковинным образом попала в мои руки эта солнечно-желтая книжечка с ничего не говорившим мне именем Мишон на обложке и солнечно-ясной прозой внутри, солнечным блеском сиявшей в ночи. Потому что было это ночью в Марселе (после того самого дня в замке Иф), в доме рядом с вокзалом Сен-Шарль с его ведущей в небо бесконечной лестницей, я лежал и читал “Одиннадцать” – сто тридцать семь будто свалившихся с неба страниц, рассказ о том, как была заказана картина, “изображавшая людей той эпохи, когда на картинах изображались Добродетели”, знаменитая картина “Одиннадцать”, групповой портрет Комитета общественного спасения, “светская Тайная вечеря”, какой увидел ее Мишле и написал Франсуа-Эли Корантен, этот “Тьеполо Террора”.
Я тоже видел эту картину. Вспомнил, как несколько лет тому назад стоял в большом зале павильона Флоры, где, как напоминает нам Мишон, висит только она. Воспоминание было смутным, я не мог бы сказать, в каком именно году это было, не мог бы точно описать картину, но по мере ночного чтения тех солнечных страниц краски становились все ярче, и в памяти прояснялись все одиннадцать членов “Великого Комитета Великого Террора”, я видел шелковый кафтан и сапоги Бийо-Варенна, плащ, шелковый кафтан и сапоги Карно, плюмаж на шляпе, которая красуется на голове Приера, другой плюмаж на шляпе другого Приера [60] В робеспьеровский “Великий” Комитет общественного спасения (существовавший с сентября 1793 по июль 1794 г.) входило два однофамильца: Пьер-Луи Приер (Приер из Марны) и Клод-Антуан Приер (Приер из Кот-д’Ор).
, которая лежит на столе, бесполезные туфли с пряжками на ногах калеки Кутона, туфли с пряжками на ногах Робеспьера, плащ Колло д’Эрбуа, шелковый кафтан Барера, туфли с пряжками Ленде, золоченый кафтан Сен-Жюста и плюмаж в руке Жанбона Сент-Андре. Я читал “Одиннадцать”, и все одиннадцать вновь представали предо мной в марсельской комнате, неизменные и застывшие, как на картине Корантена. Я, как уже сказал, был уверен, что видел ее. И захотел посмотреть на нее еще раз. Утром рано я уже поднимался по ступеням вокзала Сен-Шарль, но спешил не на небо, а на парижский поезд, в Париже сел в метро на Лионском вокзале и доехал до Лувра, купил билет в музей и спросил служителя, как пройти в павильон Флоры. “Идите вон туда”, – ответил он и неопределенно, по-венециански, махнул рукой. Я вихрем проскочил мимо Венеры Милосской (представляю, как она оскорбилась моей дерзостью, хотела, верно, неприлично согнуть локоть мне вслед, да не хватило рук), не удостоил взглядом Нику Самофракийскую, миновал расфуфыренного Наполеона, возлагавшего корону на Жозефину, оставил без внимания похотливо извернувшуюся “Большую Одалиску”, “Свободу на баррикадах”, которая указывала мне путь к “Одиннадцати”, но “Одиннадцати” что-то было не видно; я повернул в другую сторону, к Моне Лизе, которая ухитряется вот уже целых пятьсот лет корчить всем рожу (это называется улыбкой?), но я только мельком увидел ее на экранчиках, через которые глядели на нее японцы, блаженно ей улыбаясь, – мне-то что, мне плевать на Джоконду, я тут ради картины Корантена…
– Ах, Корантен! – сказал другой служитель, к которому я обратился, чтобы узнать, где, черт возьми, висит эта картина… – Нет никакого Корантена, нет и не было, да и картины нет, ее придумал Мишон в своей книге, это чистая выдумка, и вы, месье, не первый, кто на эту удочку попался.
Если я мог за одну ночь вспомнить – сначала смутно, а потом все отчетливей – воображаемую картину несуществующего художника, убедить себя, что я ее уже видел раньше, и на следующий день обегать весь Лувр в напрасных поисках, так почему бы старой женщине, прочитавшей когда-то “Обещание на рассвете”, за долгие годы не убедить себя в том, что некий Пекельный действительно жил на свете, а потом бессознательно, фантазируя по мотивам этой фантазии, не превратить его в конкретное лицо? В конце концов она поверила, что знавала его – Гари же ясно написал, что он жил в доме номер 16 по Большой Погулянке в то время, когда она сама тут жила. Только она не знала того, что знал теперь я: не знала, что Гари Пекельного придумал, точнее, позаимствовал из “Ревизора” Гоголя и переделал на свой лад – так я, по крайней мере, полагал. Хотя могло быть и другое объяснение, о котором я, как ни странно, не подумал.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: