Дмитрий Пригов - Места

(а я его видел! видел! привозят меня, значит, в большой длинный зал, весь свечами черными уставленный, пламя-то все колеблется от порывов ветра внезапных с завыванием (йе-йеее!) то вправо (йеее!), то влево (йеее!), то на меня, то от меня, а когда от меня, то там, вдали, пожар как бы вспыхивает с ревом звериным, и клубы черные застилают все (йеее! — хрипло как горлом сдавленным), а я как бы уже вдова, во все черное одетая, да и внутри вся темная, со слезами высохшими в песчинки крупные во впадинах потрескавшегося лица между носом и скулой корявой, руки худые цепкие, волосы седые и редкие из-под платка черного кружевного каменного красиво выбиваются, и тут издали (йе-йеее! — снова) из-за пожара багрового он появляется в белом мундире, а ботинки, ботинки — черные! это я помню! и усы, и волосы, и глаза тоже черные, а мундир — белый, а ботинки и усы — черные, и волосы с глазами черные! а мундир весь белый и с медалями яркими! подходит ко мне, смотрит в глаза мои снизу вверх глазами своими черными! а лицо у него такое усталое-усталое, скорбное, лишь усы — черные, и глаза — черные и блестят! смотрит он, смотрит, не говорит ничего, только смотрит, не говорит ничего, только смотрит и смотрит, падает на колени, аж все медали зазвенели, а одна даже по полу покатилась звеня и подпрыгивая по полу мраморному матово-поблескивающему, покатилась вдаль позвякивая: дзыннь! дзззззынь-дзззынь!)

1 голос: вздыхает, вздыхает и думает про себя и вздыхает, вот посмотрите — он вздыхает, они вздыхают и думают, и вздыхают, вздыхают про себя, про себя, в смысле, им себя жаль и вздыхают, и про, и контра, и себя, и думают, что вздыхают, и вправду вздыхают, и вздыхают, и вздыхают что думают и вправду вздыхают, и все про и контра, и про себя, про себя, но нет сил, но думают, думают, к небу взор свой обращают, и к небу, и взор, и свой, и обращают, глаза сухие к небесам ближним и дальним, и глаза, и сухие, и к небесам ближним, и к небесам дальним, дальним! —

(запевается вдруг на мотив известный, глаза сухие в глазницах просторных с треском и скрипом поворачивая, и глаза, и сухие, и поворачивая, и в глазницах, глазницах, и с треском)

(Я маленькая…)

(Играю и пою…)

(и вправду, вправду, в тьме, в тьме глубокой таится, взываю к силам небесным, укрытым и явным, взывая, и к силам, и небесным, и укрытым, и явным, и думает, и вздыхает, и думает)

(Я Сталина не видела)

(Но я его люблю)

(я люблю, люблю, и все благо, благо, и думает, и вздыхает, и легче как будто, что-то рядом иное, и многое не видимое раньше, и не видимое, и раньше, и что-то, и что-то, может и видимое раньше, но в другом свете, и везде, и вот голос рядом)

Ну, понятно, что раскатистое рррррр есть арабское в его прямом и непосредственном выражении (конечно, имея в виду русскую версию арабского, т. к. всякое самостное национальное не может быть никак открыто вовне в какой-либо достаточной полноте, даже есть подозрения, что самим автохтонным представителям национальности оно явлено как некий динамический предел, достигаемый лишь волевым предпосланием и налагающим свои умозрительно-интуитивные ограничения).

А насчет пушкинского текста — почему нет? Ведь это же русский вариант арабского. А русское — оно, как известно, всеотзывчиво и всезахватчиво. До такой ли степени? — это, конечно, вопрос.

Иииии-иииии, арррабское, аррррабское, лууууу-уууу-ууучше, арррррабское, аррррабское уууууучшеееее, аррррабское, арррррабское, арррррабское, выыыы-ыыыы-ыыы, аррррабское, арррррабское, дуууу-уууу-уууу, арррррабское, аррррабское, мааааа-аааа-аааать аррррррабскоеарррррабское, аррррабскоеаррррабскоеаррррабскоеаррррабское, аррррабскоеаррррррабскоеарррррабскоеаррррабскоеарррррабское! арррррабское! аррррабское! аррррррабское, арррабсское, аррррабское, аррррабское, аррррабское, аррррабскоеарррабскоеаррррабскоеаррррабское не мооооо-оооооо-ооооо-оооог