Ирина Биркитт - Блондинки в шоколаде, или Психология Барби

Ожидая ее, я разглядывала сквозь витрину проезжающие машины и редких прохожих. У кафе остановились три машины с черными, как ночь, стеклами. Из джипа вышли охранники и облепили «Ауди». Из «Ауди» выползла Машинская и неуверенной походкой зашагала к кафе.

– Ну и что это за цирк?

– Представляешь? Такая хохма! Я тебе телефон на трех машинах привезла! – произнесла довольная произведенным эффектом Машинская. Она была сильно навеселе.

– Где твоя машина?!

– Мать, обижаешь! Я же алкоголь пила! – Она действительно никогда

не садилась за руль в нетрезвом состоянии.

– Три часа дня, а ты уже как прачка пьяная!

– Угу, ты еще скажи, что я и надымилась, как сапожник! – Машка скорчила ехидную гримасу и смачно затянулась.

– Ладно, но мне эти головорезы не нравятся! Домой приедешь, позвони.

– Все будет чики-пуки, не ссы, лягуха! – Машка вручила мне телефон и направилась к выходу.

Объявилась она через сутки на пороге моего кабинета. Плюхнулась в Катино кресло и потребовала пепельницу и кофе. Получив желаемое, Машинская начала рассказ в своей тарабарской манере:

– Представляешь? Вообще песня!

Я познакомилась с Аликом, когда шла из магазина. Когда мы девичник мутили и выяснилось, что лимонов нет, помнишь? Возле меня остановилась «Ауди», и этот крендель предложил подвезти. Я сказала, что мне рядом. Тогда он попросил телефончик. Ну я и дала. Пусть себе звонит. На следующий день он пригласил меня на обед со своими партнерами. Обед был не в ресторане, дома. Захожу в квартиру – а там двести квадратов восточного великолепия. В столовой девушки танец живота танцуют, а за столом еще три мужика сидят. Ну, думаю, попала. Найдут мои косточки только к весне где-нибудь в Битцевской лесополосе. Ты тогда точно подметила – головорезы!

Алик меня к столу подводит и на ушко шепчет, что мужик, сидящий рядом с хозяином, – его самый главный и самый богатый друг и партнер. Усадили меня за стол, спросили, что буду пить. Я же никогда не выебываюсь, говорю – что нальете, то и буду. Мужики повеселели – наш, говорят, человек. Потом Алик со своим самым главным другом в сторонку отошли. Вернувшись за стол, Алик мне велел поближе к Косте сесть. А для себя стал каких-то телок вызванивать. Тут меня зло взяло: они что, за дуру меня держат? Думают, я не поняла, как они меня на раз-два между собой поделили? Сижу, Косте улыбаюсь, а про себя думаю: погодите, милые. Плохо вы Марию Машинскую знаете. Алик фотик достал и стал нас фотографировать. Потом еще какие-то бабы подтянулись. А Костя сидит, молчит и тоже улыбается. Смотрю, улыбка у него неплохая, и человек, чувствуется, сильный… харизматичный, что ли. – При упоминании Кости Машкин взгляд потеплел. – Мы все на улицу вышли, хозяин нас на плов к себе назавтра приглашает.

Я села к Алику в машину, и он попросил меня фотик подержать. Девчонки на заднее сиденье плюхнулись. Суши купили, потом в какой-то двор на Ленинском заехали. Я из машины выхожу, а фотик в руках держу. Ну, ясен перец, я – пьяная. Тут на двух машинах Костя подкатывает. Я взяла и посмотрела в объектив. А его охранник подскочил ко мне и объектив рукой накрыл. Психанула я, сунула кому-то в руки фотик и пошла на дорогу такси ловить. Но ты ж меня знаешь, я же так просто не успокоюсь. Поехала я к своему бывшему в клуб на концерт, а оттуда послала Алику эсэмэску. Алик через полчаса меня из клуба забрал, и мы к нему трахаться поехали. Утром он меня домой привез и в щечку поцеловал. По дороге интересовался, чем я занимаюсь. Я отшучивалась, как всегда.

Выспалась я и завтракать в «Мариотт» поехала. Тут Алик звонит, спрашивает, не видела ли я у себя в сумке фотоаппарат. Ты же знаешь, какие у меня сумочки, чай, не трендовые хозяйственные авоськи – туда, кроме кошелька, мобила уже с трудом входит. Говорю, мол, нету у меня ничего. Он пообещал в машине поискать. Потом я ему сама набрала, поинтересовалась, нашел ли он пропажу. Он меня опять на ту хату позвал, где мы обедали. Только Косте просил ничего о наших амурах не говорить. Как же! Разбежался! Засунул свой прибор, куда его не просили, а теперь боялся, что от шефа в лоб получит. Еще и фотик приплел. – Машинская прикурила вторую сигарету. – Приезжаю – те же на манеже: хозяин, Костя и Алик. Начал Алик меня прессовать. Я думаю: ах ты козел, сам же меня домой вез и прекрасно видел, что никакого фотика у меня нет. А Алик все напирает. Тут я не выдержала и говорю: у меня самая большая сделка по земле кэшем на три лимона тянула. Я своими руками эти бабки при клиенте пересчитывала и легко могла пачку в десять зеленых к рукам приклеить. Мне люди свои деньги доверяют, а палиться из-за какого-то вонючего фотика я не буду. Вижу, Костя на меня как-то по-новому смотрит и говорит Алику: отстань от нее, не брала она ничего. Алик же со стола мою мобилу взял. Стал последние звонки листать. А у меня там клиенты с известными фамилиями. Знаешь, до чего интересно устроен человек! Он про незнакомых спросил: а что это за белка? Зверек такой? Или про музыканта моего спросил: а певец – это профессия или прозвище, а вот про клиентов моих – ни-ни. Я от наглости такой аж застыла. Ну, думаю, пой, птичка, пой – недолго осталось. Я о тебе помнила и решила мобилу отвезти. Мне, говорю, на Тверскую. А хозяин по законам восточного гостеприимства не отпускает. Говорит, коньяк допейте, а не то обижусь. Напоить меня решили. Темпы, конечно, у них были недетские. Мы за двадцать минут убрали ноль семь «Хеннесси», потом на столе появилась еще одна бутылка. Бойцы мне все подливают и на реакцию смотрят. Я пью спокойно – моя норма 500 грамм. Рюмке на восьмой им уже, видимо, наскучило глумиться. Говорят, поехали, куда тебе надо, только вот на посошок выпьем.

А в меня этот спирт уже не лезет чисто физически. Последний глоток поперек горла стал. Я достаю фляжку, которую мне казино на Новый год презентовало, и говорю, что если уважаемый хозяин не обидится, я посошок с собой заберу. Ты бы, Белка, видела, как они ржали. Хозяин квартиры сказал, что такую девушку впервые видит. В гости приглашал уже «без этих оболтусов». Мы к тебе заехали и на ту хату поехали, от подъезда которой я сбежала. Натуральный гостиничный номер – обычная еб-хата. Как я туда вошла, сразу притихла. Сама, думаю, виновата. Пьяная баба с двумя мужиками в квартире с огромной кроватью – однозначная ситуация. Сижу молчу. Костя текилы подливает и вежливо так интересуется, чего это я притихла. Вы, говорю, хлопчики, меня напоили – факт, но не накормили. Есть хочу – погибаю! Желательно мяса с кровью. Раз так – едем ужинать. Из ресторана Алик испарился, а я осталась наедине с Костей.

Машка меня восхищала. Если бы не ее ужасный сленг, она бы могла запросто у нас издать какие-нибудь «Экстремальные прогулки Бэтээра». Она ведь даже писала неплохие стихи. Может, если она станет излагать свои истории на бумаге, мат и воровской жаргон исчезнут сами собой? А если нет, можно нанять литературного редактора. Между тем она продолжала: