Ирина Биркитт - Блондинки в шоколаде, или Психология Барби

Это я и намерилась выяснить, набрав ее номер.

– И где ты пропадаешь? – Машинская обрушила на меня поток слов. – Я тут кручусь, как ты в колесе, а от тебя ни слуху ни духу! Ты еще не знаешь, что тут твоя Наташа отчебучила! Короче, надо встретиться! В семь жду тебя в «Галерее»!

Я даже не успела ничего сказать.

Около семи я вошла в «Галерею», которую Машка часто называла Ярмаркой тщеславия. Ласковый официант почти бережно усадил меня за столик, заказанный на Машинскую. Признаться, я не очень любила это заведение. Толстый слой самовлюбленности покрывал тут все: начиная от стойки администратора и заканчивая гречневой кашей в тарелках посетителей, которой на кухне умели придавать особенно гламурный вид.

Всего здесь было чересчур: оголенных женщин, томных взглядов и пресыщенного вида обладателей коллекционных машин, припаркованных у входа. Это говорило не о респектабельности, это кричало богатство. Двадцатичетырехчасовой вопль о том, что «мы богаты, значит, мы счастливы». Оставалось только относиться к этому с юмором.

Еще ни разу не было случая, чтобы в «Галерее» при мне не произошла какая-нибудь забавная история: то у нескольких посетителей стянут мобильные телефоны, то по номерку получат и вынесут симпатичную шиншилловую шубку, а то и вовсе разыграется спектакль под названием «Дорогой, ты же на работе, а кто эта дура крашеная?».

Вот и на этот раз за столом справа от меня расплачивается по счету большая компания: мужчины достали портмоне, их спутницы стыдливо отводят глаза. Звучит сакраментальное: «Кто ел устрицы?» Я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться вслух. Счет ходит по кругу, но доставать купюры никто не спешит. Часть девушек, как по команде, отправляется в туалетную комнату, оставшиеся, менее опытные, становятся свидетельницами разбора полетов. Люди, которые еще полчаса назад улыбались друг другу, сидя за одним столом, расходятся с недовольными лицами. Двое мужчин, уходящих последними, бурно обсуждают, что «такая фигня всякий раз, когда мы сюда приходим».

Машка уже прилично опаздывала.

– У меня марокканский чай через уши щас польется! – возмущаюсь я в трубку.

– Спокуха на лицах, я паркуюсь!

Через пять минут за стол садится Машка.

– Только ничего не говори! Да, я опоздала, но не по своей вине. – Машинская, не открывая меню, делает заказ для нас обеих. – А по вине кого бы ты думала? Наташи!

Я молчу.

– Тебе неинтересно? – спрашивает Машка.

– Очень интересно, именно поэтому я молчу и слушаю. – Я улыбаюсь, потому что передо мной сидит прежняя Машка, и я не уловила в ее поведении никаких изменений.

– Так вот, представь себе… – и понеслось.

Машинская вдохновенно передавала мне события последних трех недель. По словам Машинской, «эта маленькая стерва» по приезде от родителей взяла новый курс. А именно: подстриглась и покрасилась в радикальный блонд, перестала готовить, вела себя в Машкиных апартаментах как хозяйка и, о ужас, стала без зазрения совести пользоваться Машкиными гардеробом и косметикой.

– Белка, я терпела неделю. Неделю я наблюдала, как наша овечка возвращается под утро, кутаясь в мое кашемировое пальто от Max Mara. В ее, тьфу, в моей комнате, которую я ей выделила, между тем росла гора коробок в пакетах из «Москвы» и «Третьяковки». Наша милая Наташа предпочитала юзать мой гардероб, а когда я ее спросила, почему она не носит то, что ей купили, она сказала, что собирается все сдать обратно и вернуть энную сумму, которую потратил на нее Паша. Потом, правда, коробки исчезли. Да, я приветствую предприимчивость, и поэтому я молчала, но я стала ловить ее на вранье.

Во вторник я подписывала у Паши документы купли-продажи, и в тот же день мне надо было улетать в Киев. Тогда же он мне сказал, что везет нашу девочку в Швейцарию на три дня. Прихожу домой, а козочка с самым невинным видом собирает чемодан. К кому бы, ты думала, она якобы собралась ехать? К «маме»! – Машка сделала глубочайшую затяжку так, что сигарета истлела почти до половины. – Услышав эту наглую ложь, я высказала все, что думаю: и по поводу шмоток, и гулянок по ночам, и то, что мой канебовский крем исчезает с такой скоростью, будто его по ночам ест стадо гномов!

Я не выдержала и расхохоталась.

– Чего ты смеешься? – недоумевала Машинская.

– Машуль, не обижайся, но стадо гномов с маленькими ложками вокруг банки крема могут рассмешить кого угодно.

– Ничего смешного, если знать, сколько он стоит. – Машка глянула на салат, который нам подали, и потерла руки. – Ты не возражаешь, если я буду есть и рассказывать? Так вот, ты прекрасно знаешь, что я в выражениях не стесняюсь, когда мне что-то не нравится, но Наташа в тот вечер, похоже, решила меня переплюнуть. И сказала мне, что я психую, потому что я ей – внимание, Белка – за-ви-ду-ю! Я! Нормально?! Подруги, оказывается, объяснили ей все, пока она дома была, и научили, как себя вести. Эти же колхозницы ей посоветовали волосы обстричь и не стесняться в гостях, а использовать свой шанс на все сто! Да у нее крышу снесло! Нежелание слушать и учиться! И просто патологическая жадность! Откуда, Белка? Она же казалась совсем другой!

Машка наколола на вилку большую порцию салата и увенчала ее большой креветкой.

– У нее это и раньше проскакивало, – продолжала Машка с набитым ртом, – но тут ее на откровенность пробило. Столько яда, и за что? Я решила ее выгнать, но уже после возвращения. Отдать ей процент со сделки, чтобы моя совесть была чиста, и отпустить на все четыре стороны!

Но это еще не конец. Сегодня наша краля прилетела из Швейцарии притихшая, как пасхальный кролик. Я домой приезжаю, а Стелла мне говорит, что, мол, приехала Наташа, осунувшаяся и молчаливая. Захожу к ней, смотрю, а от девки половинка осталась. Ходит по комнате, вещи собирает. Ну, думаю, закончились мои мучения. Беру из сейфа пару тысяч и отдаю ей. Тут началась вторая часть Марлезонского балета.

Нашу Наташу все это время красиво обхаживали, подарки дарили, в рестораны возили, но наш уговор она исполняла и в койку к олигарху не спешила. Почувствовав свою независимость, она решила, что ей не хватает Швейцарии. Частным самолетом ее туда доставили, на какой-то вилле поселили, а Паша обещал попозже подъехать. Тут на виллу его друг прикатил и отымел Наташеньку на столе красного дерева, а потом на диване из натуральной кожи, а потом на

мозаичном паркете. Олигарх ее просто подарил своему другу-садисту. Как тебе?

У меня кусок застрял в горле. Посмотрев фильм «Необратимость», я поняла, что изнасилование – самый кошмарный кошмар, который может представить себе женщина. Пусть мои симпатии к Наташе испарились, но она не заслуживала такого отношения. Это было слишком жестоко.