Михаил Максимов - Домик для игрушек

— Не получится в кабинете, — произнесла она, — лучше в саду. Когда мы подъезжали, я видела одну беседку, давайте пойдем туда. И еще, давайте обойдемся обычной одеждой, — она сняла халат, который дал ей Алексей, — халат отгораживает меня от человека.

В беседке действительно было проще и свободней. Подошли несколько больных в сопровождении санитаров.

— Пусть подойдет вот этот, — Валентина показала на мужчину лет тридцати.

Мужчина подошел, посмотрел на нее и ухмыльнулся.

— Чего ухмыляешься, герой трухлявый, — сердито произнесла Валентина, — жена с двумя детьми одна дома мается, а ты штаны тут протираешь, видеть тебя не могу, нахлебник.

— Нас этой ведьмой пугали, доктор, ну давай, пробуй, посмотрим, что у тебя получится?

— Не нужды твоей семьи, я бы и глядеть на тебя не стала, а теперь слушай. Можешь пить, но после каждой рюмки, деток своих вспоминать будешь, а меня проклинать, запомни мои слова!

— Доктор, про семью мою чего этой наговорили? Только меня на мораль не возьмешь, мы уже слышали это и не раз.

Санитары увели больного.

— У тебя уже есть тут знакомые? — спросил Алексей.

— С чего это Вы взяли?

— А этот разве тебе не знаком?

— Впервые вижу. Но давайте продолжим, не будем на мелочи отвлекаться.

Из этой группы она больше никого не выбрала.

— Не вижу больше никого, кому я могла бы помочь, — сказала Валентина.

Из следующей группы она тоже никого не взялась лечить, а вот из следующей партии она выбрала сразу троих. Проведя с ними беседу, она устало отклонилась на спинку скамейки. На этом приемы больных окончились.

— Что же теперь я должен делать? — спросил Алексей.

— Этих четверых необходимо отпустить домой, — спокойно ответила Валентина.

— Но я хотел бы убедиться, что лечение прошло успешно. Пойми меня правильно, отпущу я этого героя домой, а он напьется, жену побьет, детей напугает. Ты не знаешь, но мы-то прекрасно знаем, за что он к нам попал. После нескольких рюмок, он превращается в сумасшедшего и может таких дров наломать, что мало не покажется.

— В чем же дело? Возьмите и убедитесь.

Алексей вызвал одного санитара и попросил его дать хмельного тем, с кем работала Валентина. Через час санитар пришел и доложил, что один от выпитой рюмки сбежал в туалет, ему очень плохо, придется давать лекарства. Двое стали задыхаться, еле их откачали, а один схватился за голову, у него начались страшные головные боли.

— Вы не переживайте, — успокоила Алексея Валентина, — ничего с ними не случится. Попробуют они еще разок другой выпить, а потом бросят это дело. А утром пусть поехали по своим семьям, хватит им тут бока отлеживать.

На следующий день Валентина помогла еще двум больным.

— Я думал, что ты всех больных лечить будешь, — сказал с сожалением Алексей.

— Чего вон тех лечить? — она показала на группу больных, — у них уже ничего человеческого не осталось, не за что зацепиться. Я от пьянства словами отучаю, а если их уже не слышат, как я могу докричаться до глухого?

Она осталась еще на одну ночь в больнице. О многом они проговорили с Алексеем. После Алексей приезжал к ней несколько раз, а потом они поженились. Какое-то время Валентина была его помощницей, а потом родила одного ребенка, затем второго и третьего. Хорошие дети росли. И здоровьем не были обделены, и умом, и на внешний вид были хороши.

— Хорошее наследство нам с мужем родители оставили, — не раз говорила Валентина, — на наше счастье, рассмотрели мы это вовремя.

Что ж, что посеешь, то и пожнешь. Разным бывает наследство. Иному куча барахла привалит, другому деньги немалые, третьему дворцы, а вот душа от родителей светлая, не каждому достается. Беречь надо наследственную чистоту души, чтобы детям передать, чтобы не мучились они в жизни с самого рождения. И уж совсем бывает плохо, когда достается человеку родовое проклятье по наследству. И жаль его, но что поделаешь, если родители, а может еще и бабушки с дедушками, не задумывались в свое время о судьбе своих детей и внуков. Не устояли перед соблазнами, не остановились перед грехом великим, не поняли, для чего им жизнь дана была.

А Валентина с Алексеем жили долго и счастливо. Алексей все в больнице своей работал, а она изредка помогала ему. Многих людей за свою жизнь спасла она от пропасти ужасной. Видел я, как она с мужем внуков помогали растить своим детям, а внуков у них немало было. Сердце радовалось, глядя на их дружные семейства. Все с мирком и ладком, с песней и шуткой. Побольше бы таких семей, жизнь у нас у всех иной была бы.

— Дедушка, зачем ты пойдешь в гору? Ты очень стар, можешь не дойти.

— Три года я не поднимался со всеми, много нехорошего накопилось за это время во мне, очиститься от плохого надо.

— Что ты, дедушка, ты не мог ничего сделать плохого.

Старик притянул юношу к себе, провел рукой по крепкой спине юноши.

— Не прав ты, Тагир, за три года всякое было. Кому-то я завидовал, кого-то судил и ругал, кого-то обидел или не поддержал в трудную минуту. Разве мало чего было, все не упомнишь. А годы идут, уходить с нехорошими мыслями не хотелось бы.

— Наговариваешь, дедушка, на себя, не было ничего такого, о чем ты говоришь.

— Горяч ты больно, не нам с тобой судить, что было, а чего не было, а на гору я пойду.

— Я тоже с тобой пойду.

— Понимаешь, внук, это не просто прогулка, в такой день потребность взойти на гору должна родиться в тебе самом и стать частью тебя.

— Дедушка, я все понимаю. Пусть во мне не все еще так ясно, как должно быть, но искреннее желание помочь тебе, тоже что-то значит. Я пойду с тобой, и давай не будем больше об этом говорить.

Дедушка внимательно посмотрел на внука. Как он вырос, окреп и даже возмужал. Скоро он вылетит из родительского гнезда и пойдет своей дорогой. Как хотелось, чтобы он шел верной дорогой, не плутал во тьме лжи и неверия.

— А с тобой никто и не спорит, хочешь, иди со мной, я буду только рад. Но не моей опорой ты будешь, я еще сам в силах совершать восхождение, а пойдешь равным со всеми.

— Хорошо, дедушка, я согласен, — ответил покорно внук.

И вот настал этот день, вернее утро. У подножия горы собирались люди. Они выполняли то, что предусмотрено по обряду и начинали восхождение в гору. Когда дедушка с внуком подошли к площадке, откуда начиналась тропа, на ней было всего несколько человек, зато на тропе была уже вереница из паломников, которые медленно поднимались вверх.

— Ну вот, мы еще и опоздали, — сказал с ноткой сожаления в голосе внук.

— Не суетись, Тагир, тут не бывает опоздавших, не думай ни о чем постороннем и не отвлекай меня, — поправил его дедушка.

Пока они совершали обряд, площадка вновь наполнилась людьми. И хотя Тагир старался не обращать внимания на других людей, их волнение передалось и ему. Когда он вступил на тропу, из его головы улетучились все посторонние мысли. Он словно слился воедино со всеми и хотел, как и они все, душевного очищения и прощения, хотя до конца еще и не понимал всего происходящего. Они медленно шли по тропе, подчиняясь общему ритму подъема. Прошел примерно час.