Илья Бояшов - Путь Мури

Прежде чем Мури успел что-либо сообразить, Эстебайн спустился, отмечаясь на каждой ступеньке цоканьем добротных зимних сапог, и, сграбастав кота, с хозяйственной основательностью засунул под мышку.

– Крепче держи! – наставляли его.

– О чем ты говоришь, Каролина! Вот уж подарочек моему младшенькому!

Ошалевший Мури был отнесен к автомобилю и брошен на заднее сиденье. Надежно захлопнув дверцу, Эстебайн принялся обниматься с сестрой.

Выдержка кота окончательно улетучилась. Пойманный самым глупым образом, он в бешенстве кидался на стекла и раз за разом сползал по ним. А крошечный дух наиздевался вволю:

– И впрямь, зачем тебе рыпаться? Примета есть примета! Зато будет тебе там всякой всячины. А из всех неприятностей – разве что кастрируют!

Вслед за людьми на крыльце показался заспанный домовой, который лишь сейчас соизволил взглянуть на суету. Этот скучный, самолюбивый болван, проспав начало представления, всерьез принялся рассуждать о всех прелестях местного обычая брать в дом приблудившихся в этот день кошек.

– Эстебайн – владелец сети ресторанов в Мангейме, – заявил он пленнику. – Тебе здорово повезло, бродяга, радуйся, что не закончишь свою жизнь на помойке.

– Заткнись, изнеженный баловень! – яростно мяукал Мури. – Тебе ли, безмозглому, знать, куда убегает моя дорога!.. И вообще, убирайтесь со своими советами. Чтоб вам всем пусто было!

– Счастливого пути! – в унисон ответили невидимые людьми существа. Домовой – с глупым участием. Дух – с непередаваемым сарказмом.

Получаса не минуло – машина австрийца приехала в такой же нарядный, как и Зонненберг, городишко. Одним махом Эстебайн оставил за собой весь традиционный набор – площадь, костел и ратушу – и на противоположной окраине, там, где стояли особняки, скрипнул тормозами.

Примета, которой придерживались местные жители, спутала Мури все карты. Истощив весь запас самых грязных ругательств, кот охрип и нахохлился.

– Ну, сукин сын, считай, счастье обласкало твою драную шкуру, – заявил ему Эстебайн. – Скоро она залоснится, и точно знаю – как шелковый сделаешься. Уж от такого домишки, как мой, никто бы не отказался!.. Правда, младшенький Курт иногда подергает тебя да потреплет – но что поделать!

Он цепко заграбастал счастливца и направился к своему бунгало: настоящему бастиону в глубине заснеженного сада. Стихиалии тут же поднялись с ветвей и понеслись навстречу, поздоровавшись с котом, надо сказать, весьма приветливо. Домовой, расторопный малый, с учтивым видом экскурсовода дожидался на крыльце. «Отсюда не удрать, – обнадежил он Мури. – Так что рано или поздно позабудешь о своих привычках. Единственное неудобство – клеймо поставят на ухо да еще кое-что оттяпают…»

Жена и старший сын хозяина – одна в сорочке, другой в пижаме – сбежались поглазеть на приобретенное счастье. Вслед за ними по лестнице со второго этажа скатился младший сынишка, насквозь испорченный матерью и отцом семилетний гаденыш. Ту т же выхватив из отцовских рук подарок, малыш Курт, не спрашивая ничьего разрешения, потащил Мури к себе наверх в комнату. Именно там летом в спичечных коробках покорно ожидали своей участи обреченные жуки. Именно там мухам и паукам отрывались лапки, а безвинным лягушкам вставлялись в задний проход соломинки. Последняя жертва – старый, страдающий одышкой безвинный хомяк – была замучена незадолго до сегодняшнего вечера. Эстебайн с женой, такой же грудастой и задастой, как и большинство здешних дам, не подозревая об увлечениях сынка, умиленно смотрели вслед любимцу. А Мури не успел и опомниться.

Все в детской, за исключением выстроенных на полу солдатиков, оказалось разгромленным, оторванным и расплесканным, словно в комнату швырнули гранату. Рыжий негодяй не утруждался уборкой, более того, он ежедневно доводил до тихой истерики горничную, каждый раз воплями и слезами не давая ей в своей комнате ни к чему даже пальцем прикоснуться. Бросив кота на кровать, Курт подскочил к монитору компьютера. Пробежавшись пальчиками по клавишам, малыш закончил игру, выпустив наконец-то столь долго и тщательно приготовляемую ракету на целый мир с деревьями, домиками и травой. Затем объявил меню на сегодня:

– Я буду называть тебя Усатик-Полосатик! Как ты насчет вальса? У этого задавалы Эрнста (он имел в виду школьного товарища) кот танцует вальсы! Эрнст научил-таки своего толстяка. И я попробую… Для начала примерь-ка галстук!

Вмиг на шею пленника намоталась веревка. Затем мальчишка сдернул несчастного кота на пол и вовсю занялся дрессировкой. Гордому боснийцу ничего не оставалось делать, как, шипя от унижения, перебирать по паласу задними лапами – передние, точно тисками, сжимались мучителем. Время от времени дрессировщик напоминал о «галстуке» и стягивал его так, что в глазах Мури плавали пятна. Просочившийся в детскую во время этого кошмара домовой имел наглость расхваливать здешнее существование. «Парная печенка по утрам тебе гарантирована, – обещал он, расхаживая по потолку. – А какое здесь молочко! Будешь опиваться им, я уж не говорю о сметане… Потерпи немного, озорнику вскоре все надоест!»

Домовой нагло лгал – Курт не истощался. Напротив, чувствуя непрошибаемое упрямство горца, истязатель завопил:

– Нет, я все-таки выучу тебя танцевать, Усатик-Полосатик! А будешь вырываться – побью, больно-пребольно! Так что хватит отворачивать морду!

И, то затягивая, то отпуская петлю, продолжал муштровку. Не удивительно, что Мури осатанел.

– Ты не смеешь обидеть ребенка! – закричал домовой. Он-то немедленно заметил, как бешенство сузило кошачьи зрачки. – Есть правило: не трогать детей… Потерпи немного, вот увидишь: Курт выдохнется!

Курт не выдыхался. Не замечая готовящейся расправы, мальчишка по-прежнему принуждал кота вальсировать.

– Не смей трогать ребенка, это глупо! – ныл домовой, без особого труда предвидя дальнейшее. – Всего-то и делов потерпеть, – пискнул он совсем уж тонко.

– Перебирай лапами, полосатая сволочь! – закричал в это время Курт. Он стянул веревку, в который раз предоставляя Мури возможность на пару секунд унестись в иной мир. Когда выскочившие глаза кота вернулись на место, мучитель пообещал: – Я заставлю тебя танцевать, как Эрнст заставляет своего толстяка, пусть хоть хвост оторву и состригу усы. Пляши!

Мури больше не мог терпеть – царственные когти воткнулись в перекошенную физиономию обидчика. Тот, забыв про веревку и ножницы, которыми намеревался безжалостно освободить Мури от изумительных усов, наскочил на все четыре стены, повалив подушки, одеяла, монитор и разметав равнодушных солдатиков.

Курт выл настолько основательно, что огромный дом содрогался: все его комнаты – залы, гостиные, спальни и даже подземный гараж – вторили безудержному воплю. Сны мгновенно покинули особняк, кровати опустели, помощь спешила со всех концов. Первой прибежала задастая и грудастая мамаша. Увидев, что случилось, она посинела от собственного вопля: это был примитивный, грубый рев озверевшей самки. Следом, стремясь угодить хозяевам, но не слишком торопясь, заглянули в детскую садовник и горничная. На подходе был полусонный повар. За спиной заспанного отца расплылся в улыбке старший брат Курта. Мать бросилась спасать своего малыша. К чести Мури, непросто это было сделать даже рассвирепевшей австрийке.