Илья Бояшов - Путь Мури

Шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, любимец Аллаха, владелец жен, портов и танкеров, 15 июля 1995 года в 10.00 поднялся на самолете, имя которого было «Надежда». Крылья робкой «Надежды» шейха размахнулись на сорок семь метров. Восемь моторов на этот раз бережно подняли ее, пронесли над морями и океанами, над яхтами и прогулочными катерами, над пахотными и бесхозными землями, над резервациями индейцев сиу и наивных бушменов и не менее бережно опустили в родной стране. Поднявшись с одной стороны своего аэродрома, там, где, обозначая границу взлетной полосы, и по сей день пылится несколько пальм, благодаря безграничной милости Бога, преподавшего урок смирения, 17 июля в 18.00 Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим посадил «Надежду» с другого конца, провисев на планетой чуть более двух суток. Осуществив мечту, он излил благодарность свою Аллаху, Всемогущему и Милосердному, отправившись в мечеть и не выходя из нее три дня и три ночи, – а разве могло быть иначе? Оставим в покое шейха!

В середине лета 1995 года на пути кота оказался литовский хутор.

Хозяйку каменного дома и ладных построек, здоровую молодую крестьянку, звали Мартой. Грабли, ведра, топор, лопата и лейка в ее руках не знали покоя. Постоянно скоблились и до белизны отмывались полы в доме, обметались конюшня и коровник, навоз выбрасывался далеко в сад. Благодушный мерин, осовевший от постоянной еды поросенок, корова, собака и куры благословляли свою участь. Со всеми своими хозяйственными хлопотами богатырша справлялась легко и весело: носилась то здесь, то там, вытряхивала, гладила, убирала, косила, варила и парила. И каждый день выставляла в огороде на июльский солнцепек свой крепкий, обтянутый юбкой зад.

Посреди двора воткнулась в утоптанную землю столетняя береза. В ее кроне обосновался старый дух. Именно с ним и столкнулся Мури, как только сунул во двор свой нос. Но прежде кот убедился, что огромный кобель, взорвавшийся при кошачьем появлении до припадка, до клочков рваной пены, бессилен разгрызть свою цепь, хотя в отчаянии собирался это сделать. На глупого сторожа можно было не обращать никакого внимания. Мури не спеша направился к жилищу здешнего правителя.

– Ну, ты и тощ, братец! – подал свой голос Патриарх, свесившись с ветки и рассматривая гостя до кончиков усов, до мельчайшей царапины на его потресканной морде.

– Не скрою – нужно отлежаться недельку-другую, – мирно сказал кот. Затем он поведал о своем путешествии через Европу.

Дух, внимательно выслушав пришельца, в свою очередь ознакомил кота со здешними правилами и высказал уверенность в том, что хозяйка ничем его не обидит.

– Располагайся на сеновале! Ты настолько исхудал, что у Марты не возникнет даже мысли прогнать тебя.

– Что верно, то верно, – согласился Мури. – Лапы в кровь стерлись. И желудок пуст вот уже несколько дней – немного молока и мяса будет в самый раз.

Между прочим, вот о чем спросил он благожелательного Патриарха:

– В пути я встречал многих одиноких старух. Но почему эта молодая и сильная двуногая живет одна, не могу понять.

Дух двора ответил:

– Один механик приходил к ней свататься. Да вот только Марта, как и полагается всякой женщине, заартачилась, когда почуяла, что ее нешуточно любят! Верно, хотела набить себе цену! Слово за слово – вышла размолвка. Мужчина взбесился и поклялся, что больше не переступит порога этого хутора. Да так психанул, что пиджак забыл – видишь, висит по-прежнему возле крыльца! Этот Витас Сенчявичус – сильный человек. Но только, мне думается, он рано или поздно вернется.

– Если он по-настоящему силен, не следует ожидать возвращения, – заметил Мури. – Разве какая-то самка его удержит?

Дух засмеялся. Он предложил коту подойти к крыльцу завтра утром, именно в тот момент, когда Марта начнет вытряхивать половики и проветривать комнаты. Затем, обратив внимание на свалявшуюся шерсть и гной из ран, посоветовал разыскать за коровником конопляные стебли и как следует их пожевать. Среди прочих лекарств дух упомянул трилистник, в изобилии произрастающий за картофельным полем. Чуть по-далее, в леске, водилось и первое средство против усталости – «заячья капуста».

– Да, и будь поосторожнее с Вергилиусом, – предупредил дух. – Постарайся близко не подходить к будке. Свирепость заменяет этому дураку мозги. Вот с кем ты точно не сможешь договориться! Правда, Марта редко спускает пса с цепи, но уж если спустит – лучше тебе тогда отсидеться где-нибудь на дереве.

Утром кот уже разгуливал возле крыльца, стараясь не прислушиваться к бурчанию собственного живота. Вергилиус тотчас показался из будки. Впрочем, и Марта не дала себе заспаться. Ведро с отрубями для поросенка уже было приготовлено. Из недосягаемых пока для Мури комнат пахло свежим хлебом. Нагнувшись так, что из расстегнутой кофты готовы были вот-вот выкатиться груди, подоткнув юбку до мясистых ляжек, литовка принялась мыть порог, самозабвенно шлепая тряпкой.

Когда Мури попался ей на глаза, красавица деловито вернулась в дом и вынесла глиняную миску, полную свежей куриной требухи. Под лай Вергилиуса, которому оставалось только в ярости грызть собственную цепь, Мури позавтракал. А Марта, завязав фартук на необъятных бедрах, переместилась в коровник. Кот сопровождал хозяйку. Теперь он мог совсем не торопиться и все то время, пока она доила корову, философски созерцал все-таки показавшиеся ее великанские груди – каждой можно было бы напитать четырех младенцев.

Жизнь на хуторе шла своим чередом. Здешние стихиалии вяло шевелились в жилищах или, чуть ли не спотыкаясь и не засыпая в воздухе, направлялись по своим делам. Ни о каком задирстве не могло быть и речи. Напротив, духи кланялись коту с прохладной вежливостью и церемонностью, свойственной самым глубоким и безнадежным провинциалам. Что же касается домового, этот молоденький игрунчик редко выглядывал за порог – домовой любил прятаться в старых резиновых сапогах, надеваемых Мартой на босу ногу во время дождя, и перебирать всякий хлам на чердаке. Разумеется, ни о какой равной беседе с ним и речи быть не могло. Так что Мури оказался предоставленным самому себе. Подобное обстоятельство его нисколько не огорчило. Кот расхаживал по двору, заглядывая в самые потаенные уголки, не переступая, однако, благоразумной черты перед собачьей будкой.

Что касается остальных животных, то мерин оказался банальным тугодумом. Пестрые негодяйки куры в отсутствие петуха занимались любимым делом – заклевывали самую слабую из своей стаи и лишь временами отвлекались на высиживание яиц. Единственным жителем, кроме березового патриарха, с которым кот перекинулся словом, был самодовольный поросенок. Поблескивая в полутьме закутка красными воспаленными глазками, поросенок спал и жрал, не выказывая ни малейшего желания выглянуть на двор. Он был чрезвычайно доволен бревенчатыми стенами свинарника и собственным навозом, который извергался из него, словно из рога изобилия. Впрочем, хозяин закутка оказался существом гостеприимным и тотчас пригласил Мури к своему корыту.