Лоран Гунель - День, когда я научился жить [litres]

Эксперимент привел к тому, что все заулыбались, поначалу неловко, а потом все более естественно. Так по-настоящему смотреть на кого-то было непривычно. Джонатан по большей части избегал смотреть людям в глаза, разве что украдкой, и в конечном итоге он смотрел и не видел, оглядывая пространство и либо думая о чем-то другом, либо сосредотачивая внимание на теме разговора. А сейчас он смотрел людям в глаза без всякого постороннего умысла, просто чтобы их увидеть. И там словно открывался их внутренний мир, сквозила их жизнь, их человеческая сущность. Да, так и было: у него возникло волнующее чувство, что он видит людей такими, какие они есть. Они перестали быть теми незнакомцами, с которыми безо всякого интереса пересекаешься ежедневно.

Теперь кривые на экране удивительным образом сблизились, почти совпали. В это трудно было поверить. Как такое возможно? Как простой визуальный контакт между незнакомыми людьми может породить такое сближение разных физиологических состояний? У Джонатана это никак не укладывалось в голове. И в этот момент синяя кривая взвилась штопором, обнаруживая крайнее удивление. Он улыбнулся и про себя решил снова войти в игру, сконцентрироваться на окружающих и разделить с ними миг единения.

Чтобы возникло некое сообщество.

А потом, после долгой паузы, он снова посмотрел на экран. Все кривые соединились и теперь представляли собой единую линию.

– Остин Фишер, вы с легкостью завоевали победу во втором туре турнира на «Флашинг Медоус». Каково сегодня ваше настроение перед ближайшим матчем?

Остин улыбнулся. Журналисткам вечно надо докопаться, что он чувствует.

– Это пока всего лишь начало: еще ничего не сыграно – надо сосредоточиться.

– Известно, что этот корт не особенно к вам благоволит. Тем не менее если вы выиграете турнир, то войдете в анналы с самым большим количеством побед в Большом шлеме. Вас это напрягает?

– Я стараюсь сохранять хладнокровие. В турнирах побеждают, выигрывая матч за матчем.

Похоже, журналистку такой ответ разочаровал. Еще бы. Она, наверное, ждала, что он усядется на диван и пустится в доверительные рассуждения.

– Как вы объясните несоответствие ваших блестящих побед вашему имиджу игрока, скажем так… нелюбимого, непопулярного?

Непопулярного . Она явно мстила ему за сдержанность. Он постарался сохранить на лице улыбку:

– Меня такие вещи не заботят. Я играю в теннис – вот что меня действительно интересует…

– Кое-кто считает вас холодным и безразличным к другим людям. Вы полагаете, что такие взаимоотношения с поклонниками вашего таланта приведут вас к успеху?

Остин заставил себя улыбаться как ни в чем не бывало.

«Непопулярный… Знала бы ты, что мне приходилось выносить и что еще придется вынести из-за всех этих сплетен. Если человек не показывает своих страданий, это не означает, что он ничего не чувствует».

– Я не прислушиваюсь к пересудам. Я работаю, работаю много и стараюсь сконцентрироваться на своей цели.

Он покосился на Уоррена, своего тренера, который сидел слева чуть поодаль. Уоррен закрыл глаза и снова их открыл в знак одобрения.

Остин удалился в раздевалку, за ним шел Уоррен и два фотографа.

Всякий раз, когда он получал такие колкости в свой адрес, когда ему припоминали нелюбовь публики, у него возникало смутное, какое-то очень личное, с детства знакомое чувство. Оно и раньше всегда приходило, когда он читал презрение на отцовском лице. Словно невидимые нити снова привязывали его к печальному прошлому, от которого он силился избавиться, но оно опять всплывало, когда он слышал такие предательские замечания. И прошлое без приглашения вторгалось в настоящее.

Позировать фотографам он отказался, и двери раздевалки закрылись за ним.

И тогда он ощутил, как в нем поднимается бьющая через край энергия, властное желание, неудержимое стремление бороться и победить.

– Когда начало? – спросил он.

– Через четыре минуты, – отозвался Уоррен.

– Прекрасно, – сказал Остин.

Он решил биться до конца и выиграть этот турнир. Однажды он установил рекорд и установит снова. Любой ценой.

Биг-Сур.

Зеленые холмы. Пение ветра в зарослях. Высоченные секвойи с красными стволами и темными игольчатыми листьями. Запах смолы. Точки, исчезающие из виду, на поверхности океана…

Джонатан шел уже больше часа. Выйдя из института, он почувствовал, что ему надо побродить в одиночестве и привести мысли в порядок. Вернуться домой, словно ничего не произошло, он не мог.

Когда бредешь без цели, время тянется медленнее. Культура сиюминутности и сверхбыстрых реакций, в которой мы существуем, приводит нас к тому, что мы словно бы нигде не существуем. Когда же мы идем пешком, то снова погружаемся в то время, которым живет природа, Вселенная, космос. Это время жизни. Время, в котором воссоединяешься с самим собой.

В этот чудный вечер воздух был сладок и нежен, и Джонатан чувствовал себя легко и радостно. К нему вернулось то чувство благодарности, которое он обычно испытывал во время прогулок. Благодарности к жизни и красоте мира, к аромату ветра и такому прекрасному закатному свету, когда солнце медленно клонится к горизонту, прежде чем скрыться из виду.

Былые заботы казались ему далекими, как и прежние несбывшиеся желания, давние утраты и разочарования. Важным осталось только ощущение, что ты живешь. Сколько же времени он не знал этого ощущения, но теперь оно ожило, и за это он чувствовал бесконечную благодарность жизни.

В небе появился кондор, и Джонатан долго следил за его молчаливым полетом, пока он не скрылся за холмом.

Все люди связаны друг с другом .

Это открытие без конца крутилось у него в мозгу. Мы все такие разные, сказала девушка, проводившая эксперимент, но все же нас что-то объединяет. Какая-то невидимая, но постоянно присутствующая нить, которая себя обнаруживает, только когда мы ее ищем, к ней взываем и приводим ее в движение…

После эксперимента Джонатан остался, чтобы поговорить с ней. «У женщин, – пояснила она, – существует иная форма физиологических проявлений, символизирующая ту нить, что нас объединяет. Когда они живут вместе, ну, например, в женских сообществах, у всех спустя несколько месяцев синхронизируется менструальный цикл – месячные у всех наступают в одно и то же время».

Кондор снова показался из-за холма и теперь планировал в сторону океана.

Все люди связаны друг с другом .

До сих пор Джонатан ощущал себя почти одиноким в этом мире. Он сидел в своем углу и в одиночку бился за то, чтобы выйти из изоляции. Бился… бился и боролся.

Только что пережитый опыт привел его к пониманию очень важных, основополагающих вещей, и он многое поставил под сомнение: соперничество с Майклом, двойственные отношения с клиентами, которым он навязывал бесполезные услуги, конфликты с Анжелой… Все его существование до сих пор основывалось на ошибочном, ложном видении мира. И осознание этого теперь вошло в резонанс с его глубинной сутью.