Борис Екимов - Осень в Задонье

В недолгом обратном пути Яков бурчал:

— Какая тебя муха укусила… Никто не поверит…

Тимоша молчал. И лишь на подъезде попросил:

— Пожалуйста… дядя Яша … Пусть это будет наша большая тайна. Пожалуйста…

И снова почудилась Якову в голосе мальчика что-то больное. А может быть, не больное, а всего лишь иное, которое ему, человеку взрослому, было трудно понять.

— Хорошо, хорошо… — успокоил он племянника. — Пускай будет тайна.

Конечно, родным показали пойманных щук, похвалилисьудачей.

— В закоске … Отмежевались… — на ходу придумал Яков. — Голыми руками взяли.

Им поверили. По весне всякое бывает.

Яков уехал домой не сразу. Пил чай, с родными разговаривал, порою поглядывал на Тимошу, который был непривычно тих. Яков понимал его: такое не вдруг забудешь. При отъезде, прощаясь, он приобнял племянника и, в чем-то еще пересиливая себя, шепнул ему: «Ладно … Пускай разводятся».

На вторник, как и обещал крестному, Аникей договорился о встрече в земельном комитете района.

Понедельник, как, впрочем, и всякий день по весне, для него выдался трудным: всю ночь работали плавными сетями, на чехонь; рано утром, на белой заре, проверяли сомовьи вентеря да аханы на разливах, снимали «ставные» сети, потом сортировка рыбы, отправка в город и на посол в ледник — словом, обычное, весеннее.

Потом он спал, не в доме, а во дворе, на воле, и разбудили его детские голоса.

Это Тимоша прибыл на хутор погостевать в свой «законный» выходной день. Они уже успели с Зухрой схороводиться и теперь вместе колесили по хутору. Веселая звонкоголосая детвора … Пришли чаевничать к Вере:

— Я о тебе беспокоился… Ты не болеешь? У меня теперь маленький барсук может появиться. Я тебе его покажу!

Аникей недолго полежал, слушая Тимошкины речи, потом поднялся.

— Разбудили тебя, — посетовала Вера. — Голосистые…

— Ничего… Когда же им еще голосить? Детвора.

— Детвора… — подтвердила с улыбкою Вера.

Тимоша пел и пел:

— Мне Мышкин обещал барсучонка. Он вырастет. А потом они разведутся. Я всем подарю.

Зухра возле старших молчала, черноглазая, милая девочка.

— Отец дома? — спросил у нее Аникей.

— Дома.

— Надо сходить.

Надо было сходить к Вахиду. «А может, не надо?.. — колебался он. — Лучше перемолчать? Пока дело не сделано. Но с другой стороны, если по-соседски, по-человечески, надо известить. Чтобы он не стороной услышал и не в последний момент, а мог обдумать, что-то решить и сделать. У него — хозяйство, семья немалая».

Чеченец Вахид был соседом давним. Плохого от него не видели и не слышали.Жена — работящая. Детворы полный дом. Бичей Вахид не держал. Скотину пасли сыновья. Они и в школе понемногу учились, ездили в станицу, когда позволяла погода и дела домашние.

Жаловаться на такого соседа грех. И потому, не с великой охотой, перемогая себя, Аникей все же пошел к Вахиду, конфет насыпав в карман, для детворы.

Поместье Вахида лежало на самом краю хутора, в подножье, в укрыве холма. Обычный, сборно-щитовой дом, какие строил колхоз, даже кирпичом не обложенный: серые дощатые стены, шиферная крыша. А вокруг, просторным опоясом — нехитрая, не раз чиненнаягородьба выгульных скотьих базов и стойл, сараев, загонов, амбарчиков. Там же — синий колесный трактор с тележкой, косилка, грабли да зеленый автомобиль «Нива», возле которого Вахид возился.

— Лампочки фар горят и горят, — пожаловался он. — Китайские. Замучался их менять.

— Надо напругу измерить, — посоветовал Аникей. — Заедешь к Юрке-электрику. Может, напруга большая.

Посоветовал и перешел к делу.

— Я хочу тебя предупредить, Вахид. Чтобы никаких обид потом не было. Я оформляю в аренду Басакинский луг. Весь. От Большого Кондола, над речкой, и до самого-самого, до Красных яров.Твои там козы пасутся, овцы. Сам знаешь, они этот луг начисто, до голызины выбили. А раньше там травы были богатые. Сена заготавливали на весь колхоз. Я буду луг восстанавливать. Прокультивирую, подсею. И конечно, никакая скотина там пастись не будет. Ты понял меня?

Вахид вздохнул, подумал, ответил не сразу, но вроде спокойно:

— Понял.

— Второе. Я покупаю новый скот. Казахскую белоголовую. И увожу новый гурт в летний лагерь на Скуришки. Возле хутора нет смысла кружиться. Здесь будет старый гурт, пока не изведу, да лошадки. А там я беру тысячу гектаров с гаком. От нашей Басакинской балки, вверх, на Маяки, на Скородин бугор, Затонный, Зимовник, Солоное, Семибояринка, Кайдал до самыхМелов. Это будут мои попасы. Ты понял меня? Я тебя по-соседски, заранее об этом извещаю, чтобы потом не было обиды. Времена, Вахид, наступают другие. Вольная воля кончается. Это, может, и хорошо. Землю надо брать по закону, в аренду, в собственность, как положено. И тянуть резину нельзя. Иначе можно остаться стаком. Ты знаешь о Мелах. Их уже забрали москвичи. Хороший кусмень отхватили. Ростовские тоже шарятся, нюхают. Чернышковский район весь забрали. А у наскуда они целятся? Ты знаешь? Я не знаю. И не узнаем. Но завтра можем проснуться, а у нас под окошками — огорожа. И охранник стоит. Куда мы со своей скотиной тогда поплывем? Вниз или вверх по Дону? Так что нужно, пока не поздно, оформлять землю. О чем я тебя и упреждаю, по-соседски. Ты понял меня?

Теперь уже Вахид ничего не ответил, а полез в машину за куревом. Он курил, что для чеченцев — редкость, и, может быть, потому был худым: впалые щеки, резкие морщины. Может, от курева, а может, просто от жизни: много скотины — значит, много работы, а еще — детей целый гурт.Тоже забота немалая: прокорми, вырасти, определи.

Вахид закурил, затянулся глубокораз и другой и лишь потом спросил напрямую, но вроде спокойно:

— А мне куда?

— Паси на этой стороне, — показал рукою Аникей. — В гору поднялся и гони.

— Куда гнать? Кладбище да лесополоса…

— Правое крыло Басакинской балки, — снова указал Аникей. — Гляди, какие там ланы. И выше, где у колхоза хлебные тока были. А старые запруды? Там травища… Лесом стоит. И верх, до Большого провала.

— У меня не две коровенки, гурт. И еще две отары, — напомнил Вахид.

Из глубины двора, словно что-то почуяв, показалась жена Вахида — Зара. За длинную юбку ее держался малыш, неуверенно переступая ножонками. Двое ребят постарше возились с упавшей городьбой база.

Хозяйка издали поздоровалась с гостем, но к мужчинам подходить не стала. А вот малыш, увидев отца, заковылял к нему, оставив мамкину юбку. Он осторожничал, стараясь не упасть, под ноги глядел; но оказавшись ближе, поднял голову, разулыбался и тут же споткнулся, упал. Заплакать малыш не успел, подхватили его отцовские крепкие руки.

Аникей улыбнулся мальчонке, достал из кармана конфеты, угостил, проговорил, искренне радуясь и завидуя: