Борис Екимов - Осень в Задонье

— И чего ж теперь будет? — спросил дед Атаман. — Капец? Лишь день хозяина нет, и сразу все по швам поползло.

— Понятно, — согласился Иван. — Пока Валентина возьмется … Да и возьмется ли?

— Нет. Тут бабе не сладить. Не к рукам цимбалы, — уверенно сказал старик. — Тем более — городская, — и предложил: — Вот тебе бы купить у Валентины. Все разом: подворье, скотину. Все готовое, на ходу. Такое богатое поместье… Сенники. Вся техника есть.

Иван лишь хмыкнул.

— Во-первых, деньги. Она сколько запросит?

— Много… — вздохнул дед Атаман. — Баба корыстная.

— То-то и оно, — подтвердил Иван. — Да мне и не совладать, — признался он, — с таким хозяйством, с работниками. Как ты говоришь, не к рукам цимбалы.

— Тогда точно капец, — определил старик. — И нам сразу капец, без Аникуши.

На хуторе басакинское подворье отдыхало после шумной гульбы: все ворота закрыты, во дворике чисто, на просторном столе — лишь чайник да полотенцем прикрытые теплые пышки и приманчивый дух свежего варева из кухни, где Вера хозяйничает. И не слышно тоскливого собачьего воя. Будто ничего не случилось.

Позднее, когда Сашка с Кудрей проспались и пришли в себя, Иван сказал им:

— Мужики, давайте подержимся. Хозяина нет. Давайте по-людски. Приглядим за скотиной. Это недолго…

Он говорил тихо, спокойно; ему не перечили, лишь вздыхали, неволею начиная думать о завтрашнем дне, в котором неизвестно что будет. И вряд ли доброе. От доброгоони давно уж отвыкли. И рыжий Сашка, и Кудря, и бедная Вера, которая заботилась теперь о поминках:

— Люди завтра придут. А как же … Вгороде — свое, и здесь тоже надо. Помянуть и раздать, как положено. Конфет надо да печеников купить. Колбаски немного. А сварить, я сварю. Мясо есть в морозилке. И первое будет, и второе, кутья. А конфет надо купить, съездить.

Сашка говорил о скотине:

— Найдем, собьем, далеко не ушла. Молодняк кайдалом убредает. По низинке, на Маяк и к родникам. Там им слаже. Комолаяможет уйти на Скуришки и с собой уведет целую шайку. А Кудря — за лошадьми. Они наверх подались, на ветер от мошки. Где-нибудь там, на воле. Всех соберем…

Сашка знал весь немалый гурт, каждую корову, телка: Рябый да Лысый, Комолая ли, Рогуля. Память у него была на скотину.

Обговорили и разъехались, разошлись по делам. При деле — спокойнее, не лезут в голову всякие думы. Привыкли на этом месте, прижились. О завтрашнем и гадать не хотелось.

А оно уже было рядом, это горькое завтра. И случилось оно раньше, чем его ожидали.

Два дня спустя, рано утром на хутор Басакин подъехала служебная машина. Прибыли на ней люди милицейские: станичный участковый — Аникеев свояк, майор из районного отдела и сержант за рулем.

Вначале, напрямую, они проехали к ферме, где Сашка выгонял на утренний водопой скотину.

— Сколько в гурте голов? — спросили у него.

— Двести десять.

— Точно?! А если пересчитаем?

— Точно, — ответил испуганный Сашка. — Пересчитывали. Всех нашли, собрали.

— Гляди. Если хоть одна пропадет, сядешь. За грабеж совзломом. Ты понял? Хорошо понял?

Бедный Сашка лишь рот разевалда кивал головой.

— Хозяйка приедет завтра. Слушать ее. Иначе будешь сидеть далеко и долго.

А на подворье басакинском гости все обошли, оглядели: свинарник, птичник, просторную кладовку, машинный двор, вздыхая, порой завистливо охая: «Хозяин… Запасливый…» Кое-что к рукам прибрали сразу: новую «болгарку», электродрель, наборы ключей, сержанту приказывая: «Отнеси в машину». Но в основном приглядывали да прикидывали: «Надо подъехать, сети забрать, мотор… Ему не нужно, а Валентине ни к чему…» — это вслух. А свояк, который жил недалеко, в станице, уже про себя решил, что вечером трактор подгонит с тележкой и кое-что заберет, пока другие не растащили.

Не поленились спуститься в погреб да в ледник, прихватив оттуда балыков и вяленой рыбы. И лишь потом во дворе уселись за летний стол, приказали Вере:

— Собери позавтракать. Яишенку с лучком и салом. Какой-нибудь солки.

В ожидании завтрака призвали Кудрю, пригрозили ему:

— Шагу отсюда не смей шагнуть. Завтра хозяйка приедет, все скажет. На тебя уже есть заказ. На Гремячий. Там будешь работать.

— Да я хотел… — заперечил было Кудря.

Его оборвали:

— А ты не хочешь сесть за грабеж? Это уже не условно. Тюрьма. За прошлое и занынешнее. Хозяйка напишет заявление. И мы разберемся, как вы тут похозяйничали. И чего здесь пропало.

— Согласен… — опомнился Кудря. — Пойду на Гремячий. Буду работать.

— Пойдешь и даже побежишь. Иди.

Вера накрыла стол быстро. Большая скворчащая сковорода яичницы с оранжевыми приманчивыми «глазками» и зеленым лучком. Соленые помидоры из банок и свежая редиска. Бутылку не забыла поставить.

— Молодец, — похвалил ее милицейский майор. — Сразу видно, кухарочка, — и крякнул, оценив женскую стать. — Все — при ней. Ягодка. Сам бы ел!

И перешли к основному:

— Тебе здесь делать больше нечего. Завтра хозяйка приедет. Она всех накормит … На тебя есть тоже заказ. На Малые Бруны отвезем. Там — джигиты. Им без кухарки никак нельзя. Собирай вещички. Поедем.

Веру это известие оглоушило: опустились руки, и с места она не могла сдвинуться, но потом опамятовалась, стала просить:

— Может, останусь здесь. Договорюсь с хозяйкой. Я не хочу туда, они ведь какие…

— Не хочешь — как хочешь, тогда мы тебя домой отвезем.

— Куда домой?.. Какой дом?.. — испуганно забормотала Вера, у которой давно уже не было никакого дома.

— Откуда ты убежала, туда и увезем.

Вера поняла: это возвращение в больницу, о которой она старалась забыть и вроде уже забыла.

— Идисобирайся.

Вера послушно отправилась в кухонную каморку, в которой жила, быстро собрала свое нехитрое барахлишко. Потом, как бы прощаясь, она оглядела привычные стены комнатки: кровать, тумбочка, столик, за окошком — зеленые ветки клена. Насиженное гнездо показалось ей таким славным и милым. Здесь ей было хорошо: привыкла, прижилась. Обычья бабья работа и бабья доля. Прошлое забывалось и вроде уже забылось. И порою грезилось вовсе светлое: свой домик и свой мужик, Сашка ли, Кудря, пусть выпивающий — кто без греха, — но свой и домик свой. Вон ихсколько пустых по хутору. Подладить и жить. А еще здесь был мальчик Тимоша. «Я о тебе беспокоюсь…» — звенел его голосок. Был мальчик, а теперь не будет. Впереди ..Что впереди? Джигиты?.. Нет, нет и нет!! А что тогда? Тогда — казенные стены, решетки на окнах, запах горьких лекарств, хлорки, мочи, блевотная вонь, чужие страшные люди, тоска и тоска, днем и ночью, и до конца жизни.Разве это дом?! Дом — иное, далекое: невеликая хатка, где жила мама и куда вернулись они с малышом. Как хорошо там было, как славно… Мамино тепло и детское тепло — это дом. Старая мама и дорогой сердцу малыш, который так звонко смеялся, быстро бегал. Это ведь было. Был мальчик, которого эта проклятая сволочь… Маленький, светлоголовый мальчик, которого … Нет! Нет! Не надо… Он просто ушел. И мама за ним ушла. Они теперь вместе и ждут ее. Вера это поняла, очень обрадовалась и через минуту-другую уже висела в петле прочного бельевого шнура. Старинный кованый крюк в потолке был надежен, когда-то ладили его для детской зыбки. Теперь пригодился для Веры. Она была счастлива до последнего мига.