Борис Екимов - Осень в Задонье

Но прежде хотел Павел очистить округу от людей, которых и духу здесь не должно быть: от всяких «племянников» из Чечни, Дагестана, Азербайджана, которых в Задонщине развелось немало. Он знал об этом по разговорам с родными и по прежней службе. Все это было и, видимо, есть. Здесь — граница трех районов, вовсе глухой угол, от райотделов милиции далекий.

«А ведь рядом полигон. Новое вооружение испытывается … Ичеченские отары пасутся… — говорил очевидное Павел Басакин своим собеседникам в штабе округа. — А кто их пасет? И кто рядом пасется?»

Никого долго убеждать не пришлось. На июль были назначены большие учения. Во главе с министром обороны. Не дай бог, чего… Прежний начальник полигона ушел на пенсию. Новому, молодому, надо стараться, чтобы учения первые не стали для него последними.

Так что не зря Павел ездил. Поняли его военные и гражданские власти и обещали помочь, не откладывая. Но сегодня Павел об этом не говорил. Скоро увидят, поймут.

На берегу собирали остатки праздника: полога да котлы, увозя все на поместье басакинское, к Белой горе. Туда же поехала и мама Рая. Ей неможилось.

СтарыйБасакин это увидел и поспешил с отъездом, хотя уезжать ему не хотелось: не все было обговорено и решено. Дела подступали серьезные. Не зря так долго ждали старшего сына и надеялись на него. Военный человек, он и есть военный. Крепкая рука.

От Белой горы через речку проехали молча. Хутор Большой Басакин миновали краем.

Черное пятно недавнего пожара еще не прикрыла зелень. Мама Рая зажмурилась, не хотела глядеть. А супруг ее, видя уже иное, жене сказал:

— Может, и мы здесь построимся. Будем жить на старости лет.

— Ничего мы тут строить не будем. Не забивай себе голову, — досадуя, сказала мама Рая. — На старости лет надо в насиженном гнезде жить, а не лепить новое. На ковылушке, — вспомнила она слова последней стариковской песни.

— Накакой ковылушке? — не понял ее муж.

— А вот на такой… Ковыль-ковыль… — и продолжила тверже: — У нас, слава богу, есть дом. Крепкий и теплый. И оставлять его на старости лет мы не будем. Нам кочевать не по возрасту. И никаких коров и свиней мы заводить не будем. Доить, кормить, чистить. В резиновых сапогах лазить. У нас уже было такое. По нужде: доила, кормила, чистила. Это, слава богу, прошло. И годы мои прошли.

— Но ведь дети… — заперечил старыйБасакин. — Павел приехал… Такое дело. Надо помогать. И Иван тут. Все вместе. При чем тут свиньи да сапоги. Просто жить…

И снова мама Рая его обрезала:

— Ты считать до десяти умеешь? Не забыл арифметику?

— Не понял…

— Тимоша футбол гонял, с чеченятами. Я глядела. Их — десять. А Тимоша — один. Тебе непонятно?

— Еще приедут люди. Конечно, приедут! Павел такое дело завернул… — закипятился старый Басакин.

Жена прервала его:

— Никто, никогда из наших, русских сюда не приедет жить, — отчетливо, внятно сказала она. — И ты лучше меня это знаешь. Вот он хутор — пустой. Округа — одни могилки. Не надо детских фантазий. А Павел?.. Какое он дело завернул? Жизнь и семью свою рушит. Один будет сидеть бобылем в каком-нибудь вагончике. Алечка сюда никогда не приедет. Ты это сам понимаешь. С какой стати она оставит Москву: квартиру, дачу, дочерей, внука? Никогда не приедет, — еще раз твердо повторила мама Рая. — И правильно сделает. А Паша будет туда-сюда мыкаться? Ближний свет. Или от семьи отчурается. Загуляет. Да еще выпивать начнет.

— Ну, ты загадала… Молодец.

— А тут и загадывать нечего. Зачем ездят начальники на природу? Книжки читать? Или собирать гербарий? Водку пить они приезжают. А Паша у них будет «разливайкин». Тут и загадывать нечего. Все — на ладони. А Тимошу мы отсюда скоро заберем. Ни в каких хуторских да станичных школах он учиться не будет. Знаю я эти школы. У нас, в поселке, учителей уже нет. А здесь … Спаси и сохрани… Погубить я его не дам. Да и зимовать он здесь не будет. Не дай бог, заболеет. В станице уже и фельдшера нет. Да и доберисьпопробуй сюда, зимой да осенью. Лишь на вертолете… Ты об этом подумал?

Муж молчал, хмурился. Поняв его и жалея, мама Рая заговорила спокойнее, ласковей:

— Старые мы с тобой люди и жить будем по-стариковски. Наработались. Не одного, а четверых родили, вырастили, а потом помогали. И будем посильно помогать. Главное — внукам. На хлеб наши дети заработают сами. А я хочу, я давно мечтаю, чтобы мы с тобой долго еще жили и жили. Вместе. Все у нас, слава богу, есть. Лишнего уже не надо. Будем возиться: ты — в саду, я — с цветочками. Тихо, спокойно. Будем радоваться друг другу. Сколько нам лет-то отпущено? Разве мы знаем? — голос ее дрогнул.

СтарыйБасакин повернулся, поглядел на жену, произнес, вроде успокаивая:

— Раечка…

— Ничего мы не знаем… — с горечью выдохнула мама Рая.

Басакин не нашел чем возразить, потому что и впрямь — «ничего не знаем». А ведь тоже хотелось ему — в самом деле! — тихой спокойной старости рядом с женой — самым близким и самым дорогим человеком, без которого…

Басакин сбросил скорость, почти останавливая машину. Что-то ему почудилось недоброе. Что-то необычное услышал он в голосе жены, увидел в ее лице, глазах. Что-то тревожное.

Разом из головы, словно ветром, выдуло все: приезд сына, планы его и собственные планы. Он все забыл, лишь глядел на жену. И через ее нынешнее: седину, морщины, горечь слов — проступало иное: девичье, нежное, беззащитное, которое он обещал беречь.

Он все понял: ее давнюю усталость, нынешнюю тревогу и мечту о покое; и свою усталость, и тоже немалые тревоги, прежде и теперь. Он остановил машину.

— Раечка… — произнес он тихо. — Раечка, умница моя. Да, да… Ты — умница. — Он погладил ее плечо, голову и поцеловал осторожно, в щеку. — Раечка, все у нас будет хорошо. Ты, пожалуйста, не беспокойся.

Мама Рая поверила мужу: он понял ее тревогу; он подумает и остальное поймет. Сразу от сердца отлегло. Но подступила усталая немочь, а потом — покойная дрема.

Басакин вел машину осторожно, а после станицы и вовсе — асфальт. Едешьсловно плывешь. Дорога пустая: ни встречных машин, ни попутных. Безлюдье.

Ислава богу, потому что старый Басакин, поняв жену, тем же разом понял иное: его собственным, сокровенным мечтам ли, планам не сбыться. С Яковом не получилось задуманное. Но там были заботы о заработке и прожитье. А вот на Павла надеялся с мечтами иными. Потому и младшего сына поддержал, часто бывал у него, занимаясь садовыми деревьями, виноградом, вроде в подмогу. И для души.

Но не сбыться… Плохо ли, хорошо это, может, и впрямь лишь мечты стариковские, пустые. Но все равно горько. И никому про это не расскажешь. Все в тебе. Потому и сердце порой саднит.

Вечерело. Поодаль, в просторных пустых логах да низинах, в подножьях курганов понемногу густели летние сумерки, медленно подступая к дороге.