Хелен Джонс - Если ты мне веришь

Очнулась я уже в больнице. В этом мне помогли убедиться холодные стены, белые кровати и соседи, которые находились по обе стороны от меня.

Сначала, мою голову посетила мысль о том, что женщина слева от меня уже давно не жилец. Ее морщинистые руки были аккуратно сложены на груди, а цвет кожи был подобен цвета только — только выпавшего снега, который еще не успели затоптать спешащие на работу люди.

Чтобы убедиться, что в теле женщине еще присутсвует душа, я чуть привстала. Но резкий поток боли, с силой ударил по вискам, заставляя лечь меня обратно в кровать.

Повернув голову направо, я могла рассмотреть лишь только лысеющий затылок, к которому было странным образом прикреплено все остальное тело. Старик, очевидно, читал какую — то газету, громко перелистывая страницы.

— Что тебе надо? — спросил он, даже не посмотрев на меня. Я поначалу даже растерялась, размышляя над тем, кому был адресован столь резкий вопрос. В голосе мужчины сразу чувствовалось недольство, но что особенно меня поразило, так это, как он узнал, что я смотрю на него? Однако данный вопрос я не стала оглашать, чтобы не начать ругань в самый первый день прибывания в больнице.

Стараясь не двигаться, чтобы не сдать себя, я закрыла глаза, притворившись спящей, но старик не отставал:

— Довольно притворяться, ты давно проснулась, — прохрипел он и, наконец, посмотрел на меня. Его широкий большой нос свесился, практически дотрагиваясь до плеча мужчины. Он, шмыгнув им, дал мне понять, что так пристально смотреть на человека совсем не вежливо. Хотя сам старик не следовал этому правилу.

Густые брови закрывали глаза, и я смогла лишь увидеть небольшой кусочек оправы очков, которые, вскоре, мужчина снял, и заметила, как подвижные брови скатились к носу.

Я сразу же решила для себя, что лучше не трогать этого ворчливого человека, чтобы не навлечь на себя неприятностей. Мужчина долго разглядывал мое лицо, словно пытался узнать меня. А я смогла лишь пару раз взглянуть на него. На большее меня не хватило. Его большой и крючковатый нос чем — то схож с орлиным носом того мужчины, зашедшего первым в мою палату, уже в клинике. Только нос старика был значительно больше. Лысеющая голова слегка отсвечивала солнечные лучи, падающие в палату, что смягчало грубые черты лица старика. Его губы скривились до такой степени, что мне на секунду показалось, будто они сейчас лопнут.

— На что ты уставилась? — громче произнес старик и вытянул шею, стараясь как можно ближе разглядеть меня. Я тогда и вправду не знала, что ответить. И, наверное, старик бы набросился на меня с кулаками, если бы не послышался добродушный голосок слева:

— Мистер Бэнкс, читайте вашу газету, нечего пугать новую пациентку.

Я тут же повернулась в сторону издававшегося голоса и облегченно вздохнула, убедившись, что женщина жива. Теперь ее лицо было не так сильно схоже с лицом покойника. А старик тут же снова отвернулся к стене, чтобы не вступать в диалог с той пожилой дамой. Я почему — то сразу же поняла, что мистер Бэнкс не взлюбил мою соседку слева, однако почему, мне удалось выяснить лишь узнав ее получше.

Морщины поностью усыпали все ее тело, но сквозь них можно было разглядеть маленькие глаза, от которых мне вдруг стало лучше. Женщина улыбнулась мне, и я заметила как за бледно — розовыми губами показались от силы пять зубов.

— Ну, — проговорила она, вставая с кровати, — давай знакомиться, меня зовут миссис Стрэнфолд, но ты можешь меня звать Кларенс, — женщина надела на себя круглые очки с толстыми стеклами, отчего ее маленькие глаза увеличились вдвое, придавая женщине сказочный вид.

— Я Кристен Раян, — тихо произнесла я, стараясь не вставать с кровати, чтобы снова не получить удар в виски.

Женщина аккуратно присела на край моей кровати, и я заметила, как ее взгляд на несколько секунд задержался на моей ране.

— Бедняжка ударилась? — лаского спросила она и, не дожидаясь моего ответа, снова показала свои пять зубов, — не волнуйся, все пройдет.

Женщина погладила меня по ногам сквозь теплое одеяло и снова аккуратно встала с моей кровати, перейдя на свою. Старик все также продолжал молчать, игнорируя наш небольшой диалог, и только лишь когда медсестра принесла кашу, проворчал что — то себе под нос, отложив газету.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила меня сестра, раздавая тарелки.

— А что со мной случилось? — недоуменно спросила я и потрогала рану. Вместо застывшей крови и разрезанной кожи я ощутила мягкий кусок ткани и бинта, залепленного на моем лице чем — то клеящим и мягким.

Загорелая девушка наклонилась ко мне, ставя тарелку с кашей на тумбу и поправляя бинт:

— У тебя было заражение. Хорошо, что твоя тетя успела вовремя это заметить, так что все прошло успешно, — девушка улыбнулась так, словно от этого зависела моя жизнь. И, кстати, было трудно не заметить, что медсестра отчего — то вообразила, будто спасла меня от смерти. Хотя, может, так оно и было.

Она осторожно приподняла мою подушку, чтобы я смогла поесть, — твоя тетя ждет в коридоре. Ее позвать?

Я кивнула. И медсестра довольно скрылась за дверью, откуда через несколько секунд показалось знакомое мне лицо.

Глаза Люсинды снова от чего — то были такими красными, будто она проплакала всю ночь, даже не останавливаясь, чтобы попить воды, получив новый материал для слез.

— Милая, — шепотом проговорила Люсинда, и я заметила, как новая партия слез поступает к ее глазам. Я старалась вести себя настолько беззаботно и весело, насколько только это было возможно, чтобы хоть как то порадовать тетушку.

Люсинда крепко обвила руки на моей шее, прижимаясь все ближе.

— Сколько мне нужно здесь находиться? — старалась все в том же хорошем настроении говорить я, но актриса из меня была самая бездарная, и мой голос прозвучал еще более печально, чем было на самом деле.

Люсинда чуть отодвинула меня от себя и, держа за плечи, произнесла:

— Как только мне разрешат тебя забрать отсюда, я тут же это сделаю, обещаю, — и вот горячая слеза уже побежала по румяной щеке тетушки. Меня радовало только то, что тетушка сказала: «обещаю», а значит, что все так и будет.

Люсинда сделала вид, что не замечает этого, а быть может и в самом деле не заметила, но как только слеза упала на одеяло, Люсинда тут же продолжила, — я думаю уже через три, а может уже и через два дня мы снова будем вместе отдыхать дома. По этому поводу, я лично испеку пирог, — гордо подняла голову Люсинда. И мне от этого стало ее жаль.

Было видно, что ей плохо, в последнее время она все чаще плакала. Но для меня Люсинда хотела казаться всегда полной энергии. Она хотела быть той женщиной, которая ни при каких обстоятельствах не сдается. Тетушка любила повторять: «выход всегда есть». И я ей верила. И даже то, как она поступила позднее, тоже было выходом. И, наверное, даже самым лучшим выходом из подобной ситуации.