Андрей Наугольный - Ещё поживём

— Вздрючить бы её сейчас, а?

— Неплохо бы, — говорю, — только вот песок докидаем, а там хоть черенком от лопаты… На другое-то нас не хватит…

— Меня на всё хватит, — с пролетарским энтузиазмом возразил мне, может быть, Гриша, — на всё и на всех… с прибором!

«Жаль, что Самед этого не слышит», — подумал я, — он бы тебя одного на вагон поставил… Из экономии…» Кстати, я заметил, что зло гораздо прагматичнее добра, по мелочам не разменивается, всегда его ровно столько, сколько не унести, чуть выше нормы — и всё: коленки подгибаются, ручки трясутся, а в глазах плывут себе ленивые облака опустошающего душу безволия…

У этого забытого Богом полустанка мы гнили уже вторую неделю… До кровавых мозолей и мальчиков в глазах… Одна радость — тётки на платформе, мяконькие, сладенькие… Но нам до них было не добраться. Дедам, вроде бы, что-то удавалось, да и то с натугой, фантазировали больше, выпендривались перед нами, козыряя своими победами, а нам — что, нам бы подмочить втихомолочку… Отчего бы и не подрочить… на весь этот грёбанный мир… Казахи вон лошадь на свинарнике оттянули, и ничего — как будто, так и надо… обалдуи!

«Следи за рукой, если Ты есть… Вот тебе и воздухоплаватели духа! Я — скотина, я — негр! Сокрушительная кастрация, не желаю…»

Ближе к обеду пришёл Самед, привёл с собой Токаря, забитого доходягу из духов… Он был (был — мечта), как всегда, краток:

— Припухли, чмошники! В роте поговорим. Вот вам помощник!

Он ласково двинул Токаря по затылку, как-то по-особому (нежно, должно быть) посмотрев на него, и сгинул в кустах… Кому — служба, а кому — сафари, шезлонги, суахили или как оно там!

«Читай по губам, если Ты есть…»

А Токарь, токарь-пекарь, соплёй перешибёшь — девчонка переодетая, урюк, одними словом… Как стебелёк на ветру… Стоит, моргает, ждёт команды…

— Вешайся, салабон! — рявкнул на него Миша, а может быть, Гриша, — лопату в зубы — и вперёд!

И для убедительности выписал тому пинка. Сразу всё усёк, куда ему до нас… Мы — не духи, у нас уже по полгода этой муры, название которой — «воинский долг»… Из петли ещё не выбрались, но уцелеть, кажется, уцелели — тьфу, тьфу, тьфу… чтоб не сглазить… А Токарь? А что — Токарь? Работник из него никакой, и зачем его только Самед привёл? Так бы хоть отмазка была — мало, дескать, нас, но выкладываемся-то на полную, не идёт… Смех… И даже солнце, как писал классик, смеялось над нами… На сковородке… среди садов, плодов, бобов… в пекле… Богооставленность — вот что это такое… Естественный отбор… И набор тоже вполне естественный: жрать, насиловать, убивать… Песок, пески… Сыпучие слёзы Азии… И мы брели по этим пескам, уже не веря в собственное спасение… Даже его не хотелось…

Пришло время обеда, дневальные привезли хавку: суп, перловка, компот… Пот и мухи, жирные мухи августа, мириады мух, словно над трупами на поле битвы, исход которой уже предрешён… А пока — жрать, давиться этими помоями, блаженно похрюкивая и смачно рыгая… Полная безмятежность… Никакого горизонта… Жрать, пить и ещё бы вон ту бабу с платформы… «Читай по губам, если Ты есть…»

— Как ты думаешь, — спрашивает меня то ли Гриша, то ли Миша, — ты же у нас умник, — есть на свете Бог или нет? А если есть, то нафига нам эта перловка за вагон песку? Не по-божески как-то, а? Обдираловка, да ещё этот упырь на десерт, пуштун грёбанный, опять в роте разборки учинит, жить без этого не может… Так есть или нет? А если нет?! Тогда зачем нам всё это нужно, лопаты за борт и айда в бега, не на старшину же молиться. Что молчишь-то?

— А если скажу, ты поверишь, — смеюсь над ним я. — Вряд ли… Поживём — увидим. Или не увидим, если песок не разгребём… Как получится…

— Умник, а не знаешь, — то ли Миша, то ли Гриша разочарованно погрыз спичку и завалился в сочную мякоть травы…

Безмятежная полнота ощущений. Мы брошены, и за нами никого нет, и над нами нет, свободны, совсем одни — в этой сладкозвучной траве на самом краешке мира… Жуть. А потом пришёл Самед, кочевник х..в, для разнообразия — хоть раз мог бы и не прийти. Пришёл, похмыкал сдержанно, выдал нам пару пощёчин и благополучно удалился (стоило и приходить), забрав с собой Токаря, принести, что ли, ему что-то было нужно, или ещё зачем, какая разница…

А мы, гори оно огнём, насобирав бычков на обочине, закурили, беспечно пуская дым в безоблачные выси, пустые и выцветшие… Один из двойников, проголодавшись, видимо, внезапно буркнул:

— Сходил бы ты, умник, за яблоками, а? А мы пока покидаем, толку от тебя, всё равно, нет! Сходи, друг?!, Тати не жнут, они погоды ждут…

— Ладно, — говорю, — схожу, а почему бы и нет? Прошвырнусь…

«Действительно, — думаю, — надо сходить, Самеда нет, а сады — вот они, рядом…»

Тропинка вела меня через заросли к дачным домикам, где бродили люди, лаяла собака, легкомысленно дрожал в знойном мареве дымок коптильни… Все мои злые мысли исчезли сами собой, растворились в ясности окружающего меня блаженства, да и зачем было тревожить сон разума, чудовищ-то и след простыл — яблоки, колодезная вода, зелень лета, что ещё нужно для счастья одинокому сердцу, попуганному моему сердечку…

Я достал завалявшийся в кармане бычок, закурил спокойно и уверенно, как и положено покорителю неосвоенных дотоле пространств, определил направление и потопал себе к ближайшему забору… И всё бы ничего, если бы я не налетел на Самеда, точнее — на эту сладкую парочку: Самеда и его трепетную лань, Токаря, то есть, а может, Антиноя… Трахал его Самед неистово и безжалостно, ловко так… Оба, как загнанные лошади — в пене, в мыле, в сперме… Дарованная мне катастрофа… Первая любовь и последняя жалость… Смерть на вздохе, почти гармония… В общем, та ещё картинка…

Яблок я насобирал прямо у одной из дач, перелез через забор и ползком по траве — шелковистой, податливой — и так до самого дома. А эти ходят поблизости и ничего не подозревают. Дама в соблазнительном халатике, породистая стерва, муженёк её, видимо — педрила, лысый, с лейкой, детишки голопузые бегают, резвятся… Идиллия… А яблок вокруг, груш — рай земной. Собрал моментом и к близнецам-братьям…

Всё было в полном порядке, мы сидели на куче песка, грызли яблоки, травили какие-то анекдоты, а по платформе, медленно так, шли к нам Самед и Токарь, токарь-пекарь… И тоже о чём-то болтали, покуривали себе беззаботно, Токарь даже руками размахивал, восторженный такой… Объяснял что-то этому земляному червяку…

Один из двойняшек чуть яблоком не подавился.

— Свистать всех наверх, — запоздало рыкнул он. — Самед идёт!

И мы немедленно полезли в вагон, где песка ещё было, как в Сахаре… «Читай по губам, если Ты есть…»

А потом всё закончилось. Вагон, блаженный остров моего проклятья, был пуст, песок — на обочине… А мы? А мы стремительно сходили с ума, скатывались, рвались, как псы с поводков…